Эй, луг, я ведь не просто так — к Морю бегу!
Он видел перед собой цветы, много цветов — целый луг. И все они были какие-то серые, поникшие. Говорил им:
Вы что к земле клонитесь? Держитесь прямее. Вы же цветы, вы цвести должны.
Мы не сами клонимся, — отвечали цветы, — нас клонит бездождье. Так пить хочется, а дождя нет. Нам бы хоть по глоточку, мы бы тогда устояли.
Так пейте, — сказал Ручеек, — во мне вон сколько воды-то.
Что ты, — говорили цветы. — У тебя путь далекий: ты идешь к Морю. Тебе каждую каплю воды беречь надо.
О чем говорите вы, — журчал Ручеек. — Пейте. Для того и вода, чтобы ее пил кто-то. Пусть я дальше не так быстро побегу, зато вы утолите жажду, окрепнете и станете настоящими цветами.
Ручеек напоил их и побежал дальше. Он бежал по степи и видел: блекнут, подсыхают хлеба. Говорил им:
Берите, пейте мою воду. Выпрямляйтесь, тяжелейте колосьями.
И щедро оделял всех своей прохладной водой.
До Моря он так и не добежал, но на пути, по которому прошел он, посвежели деревья, распустились цветы и налились пахучим зерном колосья. И Ручеек был счастлив этим, и одно тревожило его: не больно ли его отцу-Роднику, что он, Ручеек, так и не добежал до Моря?
ПЛЕМЯ ПЛУТОВСКОЕ
Поймал медведь Спиридон в речке пять раков, несет домой. Думает: «Позавтракаю сейчас». Навстречу ему Лисенок. Увидел раков и заморгал глазенками — морг, морг.
Что, — говорит медведь, — хочется небось рака отведать?
Хочется, — признался Лисенок.
Ну так и быть, на тебе одного. Мне на завтрак и четырех хватит.
Потянулся было Лисенок лапкой за раком, но тут же отдернул ее.
Нет, дядя Спиридон, не возьму.
Почему это? — прогудел медведь.
Принесу домой, спросит мать: где взял? Что скажу?
Скажешь, что я дал.
Оно бы, конечно, можно, дядя Спиридон, да нельзя.
Да почему же?
Не поверит мать. Скажет: не может быть, чтобы такой добрый медведь тебе рака дал, а мне нет. Не поверит.
Кха, — крякнул медведь Спиридон и достал из лукошка еще одного рака. — Бери, коль, двух тогда. На завтрак мне и грех хватит.
Потянулся было Лисенок лапкой за раками, но тут же отдернул ее:
Нет, дядя Спиридон, не возьму.
Почему это?
Принесу домой, спросит мать: где взял? Что скажу?
Скажешь, что я дал.
Оно бы, конечно, можно, дядя Спиридон, но никак нельзя.
Да почему же?
Не поверит мать. Скажет: не может быть, чтобы такой добрый медведь тебе рака дал, мне дал, а братишку позабыл. Не поверит.
Крякнул медведь Спиридон и достал из лукошка еще одного рака.
Бери, — говорит, — трех тогда. До обеда я как-нибудь и двумя обойдусь, а там еще поймаю.
Потянулся было Лисенок лапкой за раками, но тут же отдернул ее:
Нет, дядя Спиридон, не возьму.
Да почему же?
Принесу домой, спросит мать: где взял? Что скажу?
Скажешь, что я дал.
Оно бы, конечно, можно, дядя Спиридон, но нельзя.
Да почему же?!
Не поверит мать. Скажет: не может быть, чтобы такой добрый медведь тебе рака дал, мне дал, брату твоему дал, а сестренку малую позабыл! Не поверит.
Крякнул медведь Спиридон и достал из лукошка еще одного рака.
Бери, — говорит, — и четвертого, коль, тогда.
Потом посмотрел в лукошко и последнего достал.
И этого бери! Может, у тебя дед есть или бабка какая... Бери уж заодно и лукошко, а то не поверит твоя мать, что такой добрый, как я, медведь, раков тебе дал, а лукошко при себе оставил.
Сложил медведь Спиридон раков в лукошко, сунул его Лисенку и пошел к речке: надо же чем-то позавтракать. Шел и бранился:
Вот племя плутовское! Угостил меня, так не забудь и всех моих сродничков. В момент обобрал, сатаненок!
А Лисенок бежал вприпрыжку домой и радовался:
Раков добыл! А день только еще начался, к вечеру еще чего-нибудь добуду. Проживу!
ЧЕМУ УДИВИЛСЯ ЛЯГУШОНОК
Всплеснулась Речка и накрыла Лягушонка волной. Обиделся он и решил наказать ее. Решил он вылезти на берег — пусть в Речке воды станет меньше, пусть обмелеет она. Вылез, оглянулся, а в Речке сколько было воды, столько и осталось.
:— Гляди-ка! — сказал Лягушонок. — Когда из Речки вылезает корова, воды меньше делается, а вылез я — не убыло. Тогда я просто сейчас выпью полречки, и обмелеет она, и никто в ней не станет купаться.
Тут же припал Лягушонок грудью к берегу и ну пить. Пил, пил, пил — круглым стал, пузатеньким, а Речка как покачивалась в своих зеленых берегах, так и продолжала покачиваться.