— Ты прекрасно танцуешь танго, — тихо произнес он.
Гвендолин прикусила губу. Феликс держал ее, как мальчишка-пятиклассник держит свою одноклассницу на первом вечере танцев.
— Тебя не беспокоит, что я из семьи профессиональных танцовщиц? — спросила она.
— Нет, ни капельки, — ответил он. Гвендолин высвободила руку, провела ею по плечу Феликса и прильнула к нему всем телом. Она сама не понимала, зачем это делает, да это и не имело значения.
Снаружи завывал ветер. Снег валил с прежней силой, и только звуки танго могли все это превозмочь. Могли превратить зиму в знойное лето. Но разве так уж плоха зима? Разве не кружится в безумном танце метель за окном, разве не слышны в стоне ветра отзвуки неземной страсти?..
Холодность партнера! Да, именно это ранило Гвендолин в самое сердце! Классический вариант: она тает в его руках от нежности, а он даже не чувствует этого.
Феликс, казалось, не заметил перемены, и руки его с той же стоической неподвижностью лежали на ее талии. Молодая женщина почувствовала себя оскорбленной подобным безразличием.
— Ты что-то сказала? — быстро спросил он, услышав шипящий звук.
— Нет… — Гвендолин прижалась к нему еще крепче и кашлянула, но ее слова заглушил голос ведущего:
— Мы в эфире. Последние десять секунд года. Десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… два… один! С Новым годом!
— С Новым годом, Гвендолин Снайдерсон.
— С Новым годом, Феликс Миллингтон.
Она немного подождала и спросила:
— А где традиционный новогодний поцелуй?
— Да, конечно.
Феликс быстро и легко поцеловал ее в губы.
— Морская свинка моего брата целуется с большим чувством, если дать ей морковку. — Она обняла голову Феликса ладонями и притянула к себе. — Вот что я имела в виду.
Она всю свою душу вложила в этот поцелуй. Их губы слились, ее дыхание стало его дыханием. Внезапно Гвендолин прервала поцелуй.
— Ты все еще думаешь о девочках в бикини на карибском пляже? — спросила она ревниво.
Феликс посмотрел ей в глаза.
— Да, но это странные девочки, — признался он, обвивая ее талию руками, — у них у всех твое лицо.
Губы его покрывали поцелуями ее лоб, виски, щеки, а когда добрались до уголка ее рта, он прошептал:
— Я люблю тебя.
— Тогда почему ты оставил меня одну так надолго?
— Хотел, чтобы ты скучала по мне.
Гвендолин откинула голову и сурово посмотрела на него.
— Ты хотел именно этого? — тоном прокурора переспросила она. — Чтобы я скучала по тебе?
— Ага! И мне это, похоже, удалось.
Молодая женщина порывисто обняла его за шею.
— Да. Я чувствовала себя покинутой. Со мной никогда раньше такого не случалось. Я ничего не понимаю…
— Зато понимаю я. Извини за самонадеянность, но к тридцати восьми годам я разобрался в себе и наконец-то понял, чего хочу. А хочу я тебя и только тебя, и с каждым часом все сильнее. И мне безумно важно было узнать, что ты тоже всю жизнь ждала только меня.
— Феликс, я…
— Тсс! — Он приложил палец к ее приоткрытому рту. — Ни о чем не думай и не говори. Просто доверься мне.
Гвендолин кивнула, и губы их вновь соединились.
— Об одной вещи я все же должна подумать, — застенчиво произнесла она, отрываясь от него. — Далеко ли у тебя спрятан… твой бойскаутский набор?
— В ящике стола.
— Ну, не так уж и далеко, правда ведь?.. Ты не поленишься сходить за ним?
На обратном пути Феликс выключил радио, проверил, безопасно ли стоит свеча, и вернулся к Гвендолин.
Она сидела на подушках, уложенных на полу, и нервничала. Но как только Феликс опустился рядом, мгновенно успокоилась.
— Ты дрожишь? — спросил он, обнимая ее, и гладя по спине.
— Я прикидываю, смогу ли состязаться с Дженнифер Ламберт.
— Ты дашь сто очков вперед Дженнифер. Та носила под платьем футболку, и у нее были короткие ноги.
Расстегнув пуговицы рубашки, Феликс осторожно завладел ее грудью.
— У тебя кожа как шелк…
Кончики его пальцев описали круги вокруг сосков. Гвендолин со вздохом наслаждения скользнула руками под тенниску Феликса и принялась изучать рельеф его мощного мускулистого тела.
— Боже! Гвендолин, как ты прекрасна, — пробормотал он, зарываясь лицом в ее грудь.
Она подняла его голову и осыпала лицо поцелуями.
— Господи, как я люблю твой нос, — прошептала она.
— Только нос?