— Надо прибраться! — громко объявила она и в подтверждение этих слов сгребла со стола пакет из-под кукурузных хлопьев и конфетные обертки. — Помогай мне!
Она пихнула Феликса локтем в бок.
— Ты же знаешь, какие мы, «девы», артистки и чистюли!
Через четверть часа кабинет блестел как новенький. Занимаясь привычными делами, Гвендолин успокоилась, приободрилась и ощутила себя вполне готовой к любой схватке.
Она откатила тележку с ведром и шваброй обратно в туалет, а когда вернулась… весь пол был усыпан пестрыми обрывками журнальных страниц.
— Глазам своим не верю! — Она неодобрительно покосилась на Феликса. — Я только что вылизала здесь пол, мистер Миллингтон. Как ты умудрился так быстро намусорить?
— Нет ничего проще, — с кривой усмешкой ответил он.
— Радуешься? — вспыхнула Гвендолин, подобрала журнальные клочки и швырнула их в корзину для бумаг. — Если ты устроил то же самое в остальных комнатах, то иди и убирай сам.
Феликс подошел к ней и обнял за талию.
— Я бы предпочел заняться кое-чем другим, — сказал он и потерся носом о ее плечо.
— Я понимаю твои устремления… но ничего из этого не получится. — Ледяной тон отповеди никак не вязался с учащенным биением ее сердца. Но она решила идти до конца. — Время развлечений кончилось, Феликс Миллингтон!
— Ты на редкость соблазнительна, — задумчиво произнес он. — Несмотря на всю свою допотопную чопорность.
К трем часам все помещения, в которых им довелось побывать за это время, блестели. Гвендолин торжественно вручила Феликсу пакет с его туалетными принадлежностями.
— Кажется, все! Никому и в голову не придет, что кто-то провел здесь все праздничные дни. — Три вертикальные морщинки прорезали ее гладкий лоб. — Вот только поломанные автоматы… Но это уж объяснять предоставляю тебе. Ты был последним, кто в пятницу покидал банк.
— Благодарю, — сказал Феликс, удобно располагаясь в кресле. — Что ты намерена делать дальше?
— Ну, что… — она кашлянула и продолжила: — Я намереваюсь надеть шубу и сапоги, по подземному туннелю добраться до центра, поймать такси и на нем доехать до дома.
— А как же я?
— Ты? — Гвендолин нахмурилась и провела пальцем по полированной поверхности стола. — Ты поедешь в аэропорт, и будешь ждать самолета на Ямайку.
Феликс одарил ее лучезарной улыбкой.
— А раскаиваться не будешь? — спросил он проникновенно.
Гвендолин мгновенно рассвирепела.
— Ты для меня больше не существуешь! — бросила она. — Знать тебя не желаю!
— Браво! — Феликс зааплодировал. — И все же ты лжешь… — Он заложил руки за голову и откинулся на спинку кресла. — И я могу легко доказать, что ты лжешь, потому что знаю тебя лучше, чем…
— Опять психоанализ! Ладно, если ты так хорошо знаешь меня, догадайся, что я сейчас сделаю!
Она повернулась и решительно вышла из кабинета.
— Никуда ты не уйдешь! — крикнул он вдогонку. — Хватит блефовать!
— Так, значит, я блефую, да? — бормотала Гвендолин, натягивая сапоги и надевая шубу. — Какая наглость! Он знает меня лучше, чем я сама! Ха-ха!
Она с размаху нахлобучила шапку и с громким топотом двинулась по коридору.
Феликс настиг ее у самого лифта и схватил за руку.
— Эй, подожди! Что ты, черт возьми, делаешь? Куда собралась?
Гвендолин резко выдернула руку и поправила сумочку, висящую на плече.
— А ты разве не в курсе? — с издевательским изумлением в голосе спросила она. — Я думала, ты все обо мне знаешь.
Она нажала на кнопку. Двери открылись, и Гвендолин шагнула внутрь кабины.
— Как же так, психоаналитик? Так оплошать!
Гвендолин помахала рукой, и двери сдвинулись, скрывая от ее глаз обескураженное лицо Феликса Миллингтона, второго вице-президента банка.
Он задумчиво потер щеку.
— Черт бы тебя побрал, Миллингтон, со всем твоим умением разбираться в людях! Она, оказывается, не блефовала. Вот тебе, и на!
Вдруг лицо у него прояснилось.
— Впрочем, что это я расстраиваюсь. Ведь теперь мой ход, и уж кто-кто, а я сумею, — он прищелкнул пальцами, — воспользоваться своим преимуществом!
9
Расчистка двора от снега при всей своей бессмысленности наполняла Гвендолин странным ощущением счастья. Отбросив в сторону очередную порцию снега, она поправила себя: не счастья, а душевного спокойствия.
Славное занятие — врезаться в снежные пласты, шаг за шагом очищать пространство перед собой и ничего, кроме снега, не видеть, при этом чувствовать, как ноют все мускулы, а тело поет.