— Ты же не хотел обращаться к зятю.
— Не один мой зять — Советская власть. Там и еще найдутся достойные люди. Пошли!
— А я-то зачем пойду?
— Ты женщина. Немножко поплачь — и уступят. Мужчин теперь не ставят ни во что, а стоит женщине пустить слезу, так все сделают для нее... Хоть поздно, да я понял: нынче пришла женская власть. Пошли.
Они вышли, у ворот Хужа-Али замешкался: в сельсовет надо идти мимо сакли Али-Хужи...
— Пойдем отсюда, — сказал Хужа-Али и пошел в обратную сторону.
— Но сельсовет не там!
— Не твое дело, иди за мной, я лучше знаю, где сельсовет.
— Идет на запад, а ищет восход; вот всегда так с ним! — проворчала бабушка Айбала, но все же пошла за мужем.
Только спустились они на сельскую площадь, где раньше шубурумцы молотили досками зерно (забив сначала в доски кремни), а нынче играют свадьбы, как навстречу попался сам Али-Хужа: шел с киркой и мешком картофеля, что выкопал из-под снега неподалеку от родника. Хужа-Али отпрянул, будто встретил снежного барса.
— Уже встали? — удивился Али-Хужа.
— Что за вопрос! — сердито ответил Хужа-Али. — А иначе как бы мы оказались тут...
— Это правда. Но чего ты такой злой? Что стряслось с твоим мужем? — спросил Али-Хужа у старухи.
— Бежать собрался из аула.
— Не может быть?! — удивился Али-Хужа. — Поистине все перевернулось в этом мире... Да, да, чему ж теперь удивляться: я своими глазами видел, как без наседки выводят цыплят... Вот и ты, Хужа-Али, увидишь теперь.
— Уж ты не думаешь ли, что я ради твоих цыплят покидаю аул?
— А ради чего же?
— Из-за тебя, собачий сын!
— Ну, это уже серьезный разговор. Придется снять мешок... — И Али-Хужа положил мешок на камень у дороги. — А скажи, Хужа-Али, кирку тебе дать или на всякий случай оставить себе?
— Не смейся! Прочь с дороги! — отстранил его Хужа-Али и пошел дальше.
— Ты, Айбала, верно, напоила его ослиным молоком! — заметил Али-Хужа.
— Напомнила ему опушку леса, — шепнула, проходя, бабушка Айбала.
— Ха-ха-ха! Насыпала, значит, угольков за шиворот! — расхохотался Али-Хужа. — То-то у него трясется борода...
Этот смех был для Хужа-Али что острый нож; чуть не бегом подлетел он к своей старухе, схватил за руку и повлек за собой: так ведут козу на привязи. И тащил ее за руку до самого сельсовета. А тут остался на крыльце и приказал бабушке Айбале идти и выклянчить пару вьючных лошадей.
А в сельсовете шел горячий спор между Мухтаром и Айшат. Поодаль на скамейке сидел и слушал разговор Касум, не решаясь вмешаться: почему-то чувствовал себя не в своей тарелке.
Айшат волновалась: она навещала сбежавших больных, их состояние ухудшилось, но все трое решительно отказались вернуться в больницу. «Нельзя оставить семью в беде!» — отвечали они на все уговоры и даже угрозы врача. И теперь Айшат требовала, чтобы сельсовет применил власть, заставил вернуться больных. Но Мухтар только разводил руками и отвечал:
— Ну что я могу сделать, ну что?! Скажи мне, чем я могу их напугать, чтоб они вернулись? Ничем! Люди в панике. Они боятся каптара, а не Мухтара. Меня не слушаются... Да и вообще сельсовету хватает и других дел.
— Ты должен их вернуть, — твердила Айшат. — Им нечем топить сакли, а в холодном помещении больные могут умереть.
— Раз они захотели умереть, что же я могу сделать? Их теперь и палкой не выгонишь из сакли.
— Ты же «сельсовет»! Уговори...
— Только и делаю, что уговариваю. Хватит! Сама добивайся, я ничего не могу сделать...
— Тогда обеспечь хотя бы этих троих топливом.
— Откуда? Дрова в ущелье — никто не хочет привезти. Вот сама возьмись да привези.
— Все сама да сама... В мои обязанности это не входит.
— А в мои обязанности входит борьба со снежным человеком, а?
— Да, входит, раз он объявился! — Айшат взглянула на Касума, отчего-то смутилась и вышла, хлопнув дверью.
— А, шайтан! — воскликнул в сердцах Мухтар. — Когда ж наконец покончим с этой катавасией? Не хватает еще и ее заботы взвалить на мои плечи.
— А она дерзкая! — сказал Касум, подсаживаясь ближе. — Кто она?
— Наш сельский врач, — ответил Мухтар, глядя куда-то вдаль через окно.
— Врач?
— А чему ты удивляешься?
— И с дипломом?
— Конечно.
— И училась в городе? — еще больше удивился Касум.
— А где же еще? Не думаешь ли, что здесь, в поднебесье, есть медицинский институт?
— Не думаю, нет... А красивая она, хотя и...
— Что «хотя и»?
— Со странностями... — сказал Касум; он не знал, что говорит с отцом Айшат.
— Какими странностями?
— Гм... Да вчера она просто выгнала меня из сакли; мол, не хочу, чтоб меня застали одну с незнакомцем.
— А разве она не права?
— Не знаю... Но гнать гостя!.. А скажите, председатель, она замужем?
— Кто?
— Да вот та, что ушла. Сельский врач.
— Скажи, пожалуйста, чего ты так заинтересовался Айшат? — спросил наконец Мухтар.
Касум не успел ответить: в комнату вошла бабушка Айбала.
Старушка по-родственному подсела к Мухтару, справилась о здоровье, о самочувствии, извинилась, что тревожит пустяками запятых людей, и попросила дать вьючную лошадь (о двух лошадях она и сказать не решилась).
— Зачем?! — удивился Мухтар, а когда узнал, что Хужа-Али решил сбежать из аула, пришел в ярость. Не помогли ни уговоры, ни просьбы, ни мольбы, ни слезы. — Эй, теща! — гневно сказал председатель сельсовета. — Скажи моему тестю, что отара всегда ходит за козлом: если он хочет переселяться, весь аул пойдет за ним, да только не сейчас, а летом. Тогда и я поздравлю его с правильным решением... Вот и все! Кончен разговор.
Чтоб не мешать разговору, Касум вышел из сельсовета и пошел бродить по аулу. Возле сельской больницы он снова встретил озабоченную Айшат и, конечно, поспешил выразить ей сочувствие:
— Ай-яй-яй, какой строгий у вас «сельсовет», а?!
— А, что ты в этом понимаешь! — возразила Айшат.
— Я, кажется, тебя не обидел, девушка? Что ты говоришь со мной, как всадник с пешим?.. Прости, если ночью напугал тебя...
— Я не пугливая, — Айшат отвернулась, почувствовав, что краснеет; невольно у нее вырвалось: — Что делать?!
— А ты хорошенько попроси председателя сельсовета.
— Бесполезно.
— Почему?
— Я знаю его характер.
— Да, характерец у него, могу сказать! — радостно подхватил Касум. — Упрямей любого ишака.
— Да ты что?! — ахнула Айшат.
— Я же сам видел. Такая девушка пришла с просьбой, а он...
— Он — мой отец.
— Что? — растерялся Касум, — Как отец?
— Очень просто: отец и все.
— Вот тебе и на! А я-то расспрашивал о тебе.
— Обо мне?
— Ну да.
— Зачем?
— Просто я любопытный человек.
— Да, это сразу видно, — улыбнулась Айшат.
— Тогда, значит, я смею попросить, девушка, чтоб ты проводила меня к себе.
— Куда? — удивилась Айшат.
— К вашей сакле. Твой отец сказал: «У нас гостиниц нет, будешь жить у меня». Выходит, у вас...
— Сам напросился?
— Нет, я не люблю стеснять людей, но...
— Понятно. А зачем ты пожаловал в Шубурум, интересно узнать?
— Как зачем? Найти снежного человека.
— Ну и что ж: нашли?
— Пока вижу снежных людей, а каптара нет.
— Нелестно! Ну, вот что: мне некогда, у меня больные. Ты спустишься сейчас вниз, повернешь налево под арку, потом направо — там наша сакля.
И Айшат ушла.
— Смотри, парень, как бы не ослепнуть: разве можно так долго смотреть на солнце! — заметила бабушка Айбала Касуму, который, не двигаясь, смотрел вслед Айшат.
— Это о чем ты, бабушка? — усмехнулся Касум.
— Ах, ты не понимаешь? Смешной ты, парень! Не трать зря силы. У нее есть жених.
— У кого?
— У моей внучки, которую ты рассматриваешь, как кубачинец пробу на золоте. Хи-хи, — засмеялась бабушка .— Напялил на себя звериную шкуру и думает, что уже покорил сердце девушки. Эх, парень, парень, если б ты знал, какого зятя мы ждем...
— Какого же?
— Сядь-ка, сядь со мной на камушек, не бойся, это старость, сделала меня страшной, а я добрая. Вот так... Это будет совсем, совсем скоро... Вот появится со стороны Шайтан-перевала красавец джигит на славном вороном коне, в черкеске с золотыми газырями, в белоснежной бурке на плечах и с красным башлыком...