Поэт ответил: «Правильно! В СССР расстреливали переодетых, ненастоящих Дедов Морозов, поскольку они были замаскированными агентами МОССАДА и японской контрразведки. А настоящим Дедам Морозам в СССР были созданы все условия: им давали мандарины и смазывали их лыжи».
Новодворская ответила: «Настоящих Дедов Морозов не бывает! А в СССР был только один Дед Мороз - это Карл Маркс, который очень похож на Деда Мороза. Остальных репрессировали!».
Поэт ответил: «Настоящие Деды Морозы бывают! В Советском Союзе были настоящие Деды Морозы и свежие мандарины. В детстве я дергал Деда Мороза за бороду, и она не оторвалась. Значит, он был настоящим! Я Верю в Деда Мороза, я люблю СССР!».
Новодворская поела и ответила: «В Бобруйск, жывотное!» (Новодворская снова острила).
Поэт расстроился и хлопнул крышкой ноутбука. По его ресницам потекли слезы. Он пнул кота в угол шалаша и вышел на улицу. На улице были болота. Торф приятно согревал Поэту ноги, а мысли о Новодворской неприятно выжигали Поэту мозг. «А ведь я ее люблю!» — с досадой подумал Поэт. Еще он подумал: «Сегодня, во времена торжества либеральных ценностей, разумеется, настоящих дедов Морозов нет. Есть только переодетые клоуны и новогодний спектакль, который они разыгрывают. Воистину, общество спектакля! Но что если этих переодетых клоунов, разыгрывающих из себя Дедов Морозов перебить?! Всех до одного! Тогда обязательно появятся настоящие Деды Морозы. Это как с новыми русскими. Если перебить всех новых русских, то обязательно наступит коммунизм в отдельно взятой России». Поэт присел на стебель камыша и открыл бутылку «Финляндии». «Решено! Перебью всех фальшивых Дедов Морозов! Нам нужны настоящие красные Деды Морозы, а не это общество спектакля! Перебью всех до Нового года, и в новый год мы войдем с настоящими красными боевыми Дедами Морозами и с их верными боевыми подругами Снегурочками, а не с этими блядями разукрашенными, которые сейчас играют роль Снегурочки! Только большевизм, только на пустую кишку и только с молитвой!» Поэт выбросил пустую бутылку. «Но где до Нового года мне найти Дедов Морозов?! В Лапландии! Точно! Они все там околачиваются. Все, еду в Лапландию!».
Поэт собрал оружие в новогодний мешок для подарков, оседлал олененка Бэмби и поскакал на нем из Финляндии в Лапландию. Поэт долго скакал, пока не увидал табличку: «Добро пожаловать в Лапландию — родину слонов и Деда Мороза!». «Неправда, — подумал Поэт. — СССР — это родина слонов. Опять либеральная ложь!». Тут Поэт увидал одиноко стоящего мальчика-чукчу. Мальчик пас своего оленя в сходных климатических условиях. Поэту тут же пришло в голову хокку:
Впереди и позади,
Тундры, степи и тайги,
Ленин.
— Мальчик, а мальчик, а где живет Йоулупукки (финский Дед Мороз)? - спросил Поэт мальчика на чистейшем финно-угорском.
— Однако! Дядя, говорите по-русски! Я не местный!
«Проклятые русские туристы!» — подумал Поэт.
— Мальчик, где здесь обитает Йоулупукки — местный Дед Мороз?
— Отсюда налево, затем направо, затем прямо... Дядя, Вы загнали своего олененка. Продайте мне его на мясо?
— Лучше лови подарок, малыш!
После этих слов Поэт развязал свой мешок для подарков, достал оттуда пистолет и выстрелил в голову мальчику. Мальчик погиб. «Да я на книжке про олененка Бэмби воспитывался! Как можно есть оленей?! Общество потребления и общество спектакля - вот что такое современный либерал-капитализм!» — подумал Поэт, пряча труп мальчика в ягеле.
Поэт двинулся дальше. «Вперед, к победе коммунизма!» — подумал он. Но неожиданно с неба спустилась Снежная королева в образе Валерии Новодворской. То есть Валерия Новодворская в образе Снежной королевы. Валерия Ильиничну было не узнать в шубе из белого медведя и в роскошных туфлях изо льда. Новодворская забрала Поэта в свои чертоги.
Стены чертогов Снежной королевы намела метель, окна и двери проделали буйные ветры. Сотни огромных, освещенных северным сиянием зал тянулись одна за другой; самая большая простиралась на много-много миль. Как холодно, как пустынно было в этих белых, ярко сверкающих чертогах! Веселье никогда и не заглядывало сюда! Хоть бы редкий раз устроилась бы здесь медвежья вечеринка с танцами под музыку бури, в которых могли бы отличиться грацией и умением ходить на задних лапах белые медведи, или составилась партия в карты с ссорами и дракой, или, наконец, сошлись на беседу за чашкой кофе беленькие кумушки лисички - нет, никогда этого не случалось! Холодно, пустынно, мертво! Северное сияние вспыхивало и горело так правильно, что можно было с точностью рассчитать, в какую минуту свет усилится и в какую ослабеет. Посреди самой большой пустынней снежной залы находилось замерзшее озеро. Лед треснул на нем на тысячи кусков, ровных и правильных на диво. Посреди озера стоял трон Снежной королевы; на нем она восседала, когда бывала дома, говоря, что сидит на зеркале разума; по ее мнению, это было единственное и лучшее зеркало в мире.
Снежная королева поцеловала Поэта, и Поэт перестал чувствовать холод и стал либералом. В сознании Поэта совершился переход от раннебуржуазного большевизма к позднебуржуазному неолиберализму. Но какая-то часть сознания, наиболее архаичная и древняя, о которой писал в свое время Юнг, сопротивлялась этому переходу. Новодворская сказала Поэту: «Если ты составишь из кусочков льда слово „Свобода“, то я подарю тебе весь свет и пару новых коньков». Но, как ни складывал Поэт кусочки льда, все равно получалось слово «Рабство».
— Свобода — это рабство? — спросил Поэт с надеждой в голосе.
— Да ни фига! — ответила Новодворская.
Расстроившись, она подошла к нему, слегка приподняла ногу и скомандовала:
— Соси шпильку!
— Что?!!
— Соси шпильку на моей туфельке!
— Ни за что! — возмутилась в Поэте наиболее архаичная часть его сознания. — Я лучше буду целовать сапог большевистскому вождю, чем сосать шпильку либеральной проститутке!
— Соси шпильку! — повторила Новодворская.
После этих слов она повела шпилькой по губам Поэта, и он стал сосать ее шпильку. Шпилька была ледяной и таяла от горячих прикосновений. «Я же говорил, что свобода — это рабство!» — подумал Поэт.
— А теперь, ласкай меня! — скомандовала Новодворская.
— Сейчас! - ответил Поэт.
Поэт отбежал от Новодворской в сторону своего мешка, достал оттуда автомат Калашникова и зарядил по чертогам. Чертоги стали трескаться, а Новодворская стала плакать ледяными слезами.
— Только большевизм! Только на пустую кишку! И только с молитвой! — прокричал Поэт и выбежал из чертогов. Чертоги обвалились, а Снежная королева осталась там навсегда. Политика — командная сила, она важнее любви.
Поэт взял мешок и пошел на гору Корватунтури в резиденцию финского Деда Мороза. На вершине горы он увидел огромный особняк. Он направился к входу. На входе стояла охрана. Охрана остановила его.
— Стой! Зачем идешь?
— Я принес подарки для Йоулупукки, — сказал Поэт, указывая на свой мешок. — Йоулупукки дарит всем подарки, а ему никто ничего не дарит! Это несправедливо! А я за справедливость! Я за русских, я за бедных!
— Ладно, проходи.
Поэт зашел в особняк. Пройдя вестибюль, он очутился в огромной зале. Он не ожидал увидеть того, что увидел. Он думал встретить нескольких финских Дедов Морозов, но тут были все Деды Морозы, всех народов, всех стран. Оказалось, что Лапландия — это автономный край Дедов Морозов в составе Финляндии. Это Поэту сказал на ломаном английском Гусалех — южноафриканский Дед Мороз, крепкий мускулистый негр с приклеенной белой бородой.
Деды Морозы сидели за столами, выпивали и беседовали. К примеру, за одним столом сидели Дедек Мраз - Дед Мороз из Словении, Юлеманден из Дании и Зюзя из Белоруссии. Кстати, по Зюзе было видно, что он уже пьяный в зюзю. Неожиданно свет погас. Поэт сначала испугался, но затем догадался, что все идет по плану. Где-то вдалеке пукнул Йоулупукки. И это как бы послужило сигналом для всех остальных. Все Деды Морозы закричали:
— Snegurochka, snegurochka!
Они звали Снегурочку, ведь только у русского Деда Мороза была сексуальная напарница в лице Снегурочки. Остальные работали в одиночку.