— Значит всё-таки истощение от нервов бывает. Или наоборот, когда человек вместо завтрака кофе пьет, получаются нервы. А сегодня, мама и кофе не пила: только воду с лимоном. Что ж, будем кормить и обеспечивать положительными эмоциями. Пап, ты петь умеешь? Для дела надо, чтоб маму порадовать. — глубокомысленно изрекла Майя.
— Готов не только спеть, но и сплясать, Майечка. Лишь бы мама поправилась. — краешками губ, кисловато улыбнулся Матвей.
Слова врача об Олином переутомлении, здорово совесть царапнули. Матвей не разбирался в детской одежде, но тем ни менее понимал: вещички у его дочери качественные и явно не из дешевых. А Оля тянула ребенка одна. Где тут не быть переутомлению?
— Песни и пляски пожалуй лишнее, а какой нибудь фильм новогодний, посмотреть можно. Уснуть под него и поспать пару часиков, не помешает. — совершенно серьезно проговорил доктор, подхватив свой чемоданчик.
Матвей погладил дочку по волосам, и шагнул к доктору, протянул руку для рукопожатия.
— Спасибо вам, Глеб Георгиевич, мы скоро будем обедать, может быть присоединитесь к нам?
— Спасибо за приглашение, но мне нужно успеть еще в одно место заскочить. — поблагодарил доктор, пожимая Матвею руку, и негромко добавил, — Кстати, не знал, что у вас Матвей, имеется дочка. Очаровательная девочка, а мама — просто красавица. Берегите её, пусть больше не простужается и не переутомляется.
— Еще раз спасибо. Простужаться и переутомляться, не позволим. — заверил Матвей.
Как только за доктором закрылась дверь, Майя бросилась к Оле, прильнула к ней, поцеловала в щеку.
— Мам! Я слышала, доктор сказал — ты красавица! Прописал постельный режим, это как мне, когда ангиной болела прописывали, только мне спать под фильмом не предлагали. А ты уже не такая горячая, как была с утра.
— Майечка, пусть мама отдыхает, пойдем пойдем посмотрим, что нам приготовила Анастасия Павловна, маме принесем обед в спальню, а сами пообедаем....
— Матвей, ну зачем обед в спальню, я же не тяжелобольная, с вами вместе пообедаю и посуду помою, — решительно воспротивилась Оля, ей совсем не хотелось оставаться одной. Хотелось быть рядом с Матвеем и дочкой.
Недолго поспорив, они спустились в кухню — столовую. Сидя за массивным столом, уплетали домашнюю лапшу, на курином бульоне, у Оли вдруг аппетит проснулся, она сама не заметила как съела внушительную порцию. Да и где там заметишь, за приятной, непринужденной болтовней. Майя с Матвеем, еще и котлеты из трески отведали, и по парочке малюсеньких пирожков с брусникой. В Ольгу уже ничего не лезло, она потягивала облепиховый чай и думала: как же много всяких событий случилось, и все что произошло, наверное нужно было для того, чтобы они оказались здесь. Все вместе.
После обеда, переместились в гостиную, Матвей разжег камин: огонь лизал дрова — дрова тихонько потрескивали. Оля устроилась в удобном кресле, дочка и Матвей на ковер уселись, раскрыли ноутбук, елку собрались выбирать. Кот заглянул в мерцающий экран компьютера, возмущенно мяукнул, задрав пушистый хвост, вальяжной походкой направился к Оле. Подошел, стал тереться об ноги. Оля склонилась, почесала за ушком у Иннокентия.
— Сколько Кеше лет? — интересуется Майя, успевая наблюдать за котом и рассматривать на экране хвойные деревья.
— Года три с половиной примерно. Он ко мне попал позапрошлым летом. Семья на берегу отдыхала, в палаточном лагере: двое взрослых, двое детей — подростков и кот. Долго жили на берегу, больше месяца. Отдохнули и уехали домой. Без Кеши. Его бросили. Избитого. Два ребра было сломано и задняя лапа.
— Зачем же они котика побили? — дрожащим голоском спрашивает Майя.
— Видимо пытался забраться в машину — отгоняли. — вздохнул Матвей.
Кот Кеша, потерся об Олину ногу. Если бы он умел говорить, он бы сказал:
— Я лежал на месте палатки и ждал: может за мной вернутся? Я же ничего плохого не сделал. Они говорили, что слишком крупный вырос, так это же я не нарочно. Я боялся, что прибежит собака, или еще какой нибудь хищник, а я не справлюсь. Мне было больно и страшно. Пока не пришел мой человек. По-настоящему мой человек — Матвей. Он бросил свои удочки с блестящими крючками взял меня на руки и понес, стараясь не причинить боль. Он, привез меня в этот дом, вызвал ветеринара и я, дал себя осмотреть и терпел когда лечили. Я... Я гордый кот, но плакал ночами. Матвей не ругался, гладил меня и носил на руках по дому.
Да, Матвей — мой человек. Я его чувствую, знаю, когда он подходит к дому, даже если его не вижу. Так сильно чувствую, что почувствовал его детеныша. Почувствовал, что детеныш неподалеку и ему опасность грозит. Я выскочил из машины и бежал со всех лап, сквозь снег. Я бежал и не знал, с кем придется драться: с собакой или с человеком. Мне без разницы было, я бежал спасать детеныша. Я успел. Теперь у меня кроме Матвея, есть детеныш и ты. Вы мои люди. Если понадобится, я отдам за вас все
Свои девять кошачих жизней. Лишь бы вам больно и страшно не было.
Все это Кеша хотел бы сказать, но он не умел говорить, только мурлыкал.
В камине потрескивали дрова, за окнами всё так же валил снег. Майя с Матвеем остановили выбор на пушистой канадской ели, высотой — точно под потолок. Кеша довольно мяукнул, похоже намеревается на ель хоть разок взгромоздиться.
***
Незаметно подкрался вечер, никаких тебе сумерек: быстро стемнело за окнами. Вдоль заметенных снегом дорожек, возле входа в дом, и между деревьями растущими по периметру забора — зажглись садовые фонари. На невысоких столбиках, не очень яркие, видимо, чтобы свет от них, не бил по глазам находящимся в доме. Хотя, возможно, яркость освещения приглушал снегопад.
Не важно. Там, за окнами — игра света и снега. Кажется будто снежные мотыльки, вьются в круглых светящихся облаках.
Вот ведь. Из теплой гостиной, снежный вечер воспринимается уютным, как теплый пушистый шарф. Возможно для подобного восприятия, имеет значение: с кем ты в этой гостиной, если с тобой твоя дочь, мужчина для которого в укромном уголке души всегда оставалось место и рыжий кот с серьезным взглядом, то любая погода за окнами комфортной покажется.
Матвей притащил из кладовки, коробки с елочными игрушками. Большие стеклянные шары: синие, золотые, серебряные, предназначались для украшения елки растущей во дворе.
— А разноцветные огоньки на елке будут? — выдыхает зависшая над огромным количеством шаров, Майя.
— Будут. Как же без разноцветных огоньков. Без огоньков нас Дед Мороз не отыщет, — лукаво улыбается дочке Матвей.
— А звезда на макушку? Ой! У нас в сумке тоже есть игрушки, только немного. Мы собирались раздобыть елку. Не знаю где, наверно в лесу срубить. Противозаконно. — выдает дочь.
Откуда Майя про лес взяла? Оле бы и в голову не пришло, срубить где-то елку, она за ней в райцентр собиралась. У Майи свое видение.
— Ну, теперь нам рубить ничего не нужно, мы с тобой вполне законно заказали ель в магазине. Звезда на макушке, непременно будет, завтра найдем на полках в кладовке звезду. — спокойно отвечает ребенку Матвей,
Надо сказать, если он перед ней и терялся вначале, то теперь, явно уверенней себя чувствует. Оля побаивалась, что неопытный Матвей, попытается с ребенком, что называется — сюсюкать. Майя к такому обращению непривычная, уж точно не поняла бы, зачем с ней так странно папа общается. К счастью этого не произошло: никаких сюсюканий со стороны Матвея не последовало.
Он посмотрел на часы, потом на Олю, следом на дочку.
— Май, у меня предложение. Подошло время ужина, я предлагаю устроить пикник. В маминой спальне. Пойдем с тобой провиант добывать, а маму отправим наверх, дожидаться нас с провиантом.
— Оль ты не против?
— Мамочка точно не против! Мы с ней любим устраивать пикники! В спальне правда никогда не устраивали. Добудем для мамы рыбную котлету и компот! — отодвинув коробку с елочными игрушками, воодушевленная идеей Майя, вскочила с ковра.