— Ну и машина… — Хани не пытался скрыть удивления.
Рюби обошла вокруг неуклюжего, но прочного сооружения, потрогала толстые деревянные брусья.
— Сделано совсем недавно, — ни к кому не обращаясь, сказала она.
— А что это? — не унимался Хани.
— Сам, что ли, не видишь, — буркнул Чани. — Подъемник.
Хани озадаченно почесал в затылке.
— Послу-ушайте, — протянул он. — Так получается… получается… Что кто-то прошел перед нами. Мы идем по следам целого отряда! Ведь в одиночку такую махину не сколотишь!
Массивная квадратная рама из брусьев толщиной в человеческую руку далеко выдавалась над обрывом. На стальной поперечной оси был насажен барабан с намотанным на него канатом. Сложная система шестеренок позволяла, вращая барабаны, поднимать и опускать подвешенную на канате корзину. Хани с жаром кинулся в огромный сугроб, наметенный вокруг основания рамы, подняв настоящую метель. Чани только иронически хмыкнул, но уже через полчаса Хани совершенно разбросал сугроб, и перед глазами путников предстала массивная каменная пирамида, в которой пряталось основание рамы. Хани попытался раскачать его, но брусья даже не шелохнулись. В том же сугробе обнаружилась и ручка, которая вращала барабан. Хани не преминул убедиться, что все детали работают безупречно. Ручка вращалась легко, без скрипа крутился барабан, канат ложился на него аккуратными рядами.
— Отличная штука, — похвалил Хани, старательно крутя ручку. — На совесть сработано.
Рюби покачала головой.
— Не нравится мне это.
— Почему? — не понял Хани. — Я ручаюсь, что здесь нет ловушки, все надежно.
— Мы не знаем, кто это сделал. А ведь именно он подстроил нам западню.
— Разве не знаем? — картинно удивился Чани. — Это же яснее ясного.
Он указал на истоптанный множеством сапог снег, ветер еще не успел загладить следы. Там же валялись какие-то обрывки, виднелось остывшее кострище.
— Ну и что? — не понял Хани. — Ясно, что это сделали люди.
Однако Рюби поняла сразу. Она озабоченно ощупала канат и сказала:
— Им здесь нечего делать.
— Точно так же кто-то думает, что и нам делать здесь нечего.
— Вы это о чем? — совсем отчаявшись понять их, спросил Хани.
Вместо ответа брат рассмеялся и хлопнул его по плечу.
— Это мы просто так. Валяй, садись, — он указал на появившуюся над обрывом корзину. — Прокачу.
— Но кто это?! — возопил Хани.
— Если не можешь понять, — серьезно ответил брат, — постарайся почувствовать. Это у тебя выходит гораздо лучше.
Хани вздохнул и, с трудом подавив желание зажмуриться, прополз по раме, уселся в мотающуюся на ветру корзину и махнул брату. Тот завертел рукоятку, и корзина медленно поплыла вниз. Ее крутило и раскачивало, несколько раз ощутимо ударяло о камни. Путешествие по воздуху показалось Хани почти бесконечным, хотя на самом деле оно заняло всего несколько минут.
Наконец корзина шлепнулась в сугроб, наметенный у подножия стены, и Хани мешком вывалился из нее на промерзший песок. Его сильно мутило. Камни вокруг шатались и плавали. Хани сделал несколько неверных шагов, перед ним заплясали разноцветные вспышки, он охнул и опустился на землю.
— Эге-ей… — слабо донеслось сверху.
Хани перевернулся на спину и, не вставая, крикнул:
— Поднимай!
Корзина толчками пошла вверх.
Следующей спустилась Рюби, а последним, уже не поднимая корзину, по канату ловко соскользнул Чани. Хани и не подозревал, что брат способен на такое. Сам Чани не придал этому никакого значения, он лишь слегка запыхался.
— Ну что, двинулись дальше? — спросил Чани, спрыгнув на резко скрипнувший песок. И снова Хани померещилось, что вспыхнуло разноцветное пламя, напомнившее ему вдруг ущелье Радужников. Видимо, то же самое увидела и Рюби, потому что она опустилась на колени и начала внимательно рассматривать песок. Потом взяла его в руку и поднесла к самым глазам. Хани на всякий случай сделал то же самое. Песок как песок. Промерзший, смешанный со снегом. Не совсем, правда, обычный. Прозрачные крупинки медового цвета больше всего напоминали янтарную крошку, но мало ли какой песок бывает? И он страшно удивился, когда Рюби, достав из дорожного мешка маленькую холщовую сумку, начала собирать в нее песок, по возможности очищая его от комочков грязи и снега.
Чани, с интересом следивший за ней, спросил:
— Зачем?
Вместо ответа Рюби сняла рукавицу, достала из сумочки щепотку песка и сжала его в кулаке, а потом с силой подбросила в воздух. Хани вдруг покачнулся и полетел кувырком — внезапно вспыхнувшее сияние ударило его по глазам, совершенно ослепив. Ему показалось, что совсем рядом зажглось новое солнце — яркое, опаляющее, гораздо более сильное, чем слабый тусклый шарик, едва видневшийся сквозь завесу тяжелых серых туч и тумана. Он даже забыл, как выглядит-то оно на самом деле…
Когда к Хани вернулась способность видеть и умолк режущий звон в ушах, он сказал:
— Такое впечатление, что ты спрятала в сумку кусок солнца.
— Почти так и есть, — ответила Рюби. — Это солнечный песок.
— Какой такой солнечный? — протирая слезящиеся глаза, недовольно пробурчал Чани, все еще не в состоянии разогнуться.
— На этом побережье когда-то разыгралась большая битва между… — Рюби замялась. — Между армиями Анталанандура и Тъерквинга, — нашла подходящее объяснение она, но Хани понял, что это не вся правда. — В ней участвовал и Хозяин Тумана. Чтобы победить… он… призвал на помощь чужемерзкое заклинание и черное колдовство. Самому ему это не удалось бы… — щека у нее болезненно дернулась, ей было неприятно вспоминать. — Он создал Черное Солнце.
— Черное Солнце… — прошептал Хани.
— Да. В тот день на небе взошло второе солнце, которое несло с собой не свет и тепло, а наоборот — мрак и холод. Страшной была схватка на земле, но еще более жестокая борьба разыгралась в небе. Мы… Никто тогда не был готов встретить эту опасность, мы не ожидали ничего подобного. Черное Солнце оказалось сильнее. День превратился в кромешную ночь, а лето в одно мгновение сменилось зимой. Если бы простой зимой… Этот песок, — она обвела рукой вокруг себя, — замерзшие солнечные лучи. Да-да, лучи того самого солнца, которое светит и греет нам, но только превращенные в лед. Если отогреть их, ледышки превратятся обратно в жаркий солнечный свет.
— Вот это да! — вырвалось у Хани.
— И кто же сражался в той битве? — подозрительно спросил Чани.
— Это неважно, — быстро ответила Рюби.
— Как знать.
— Пока не важно!
Тем временем сумочка в руках Рюби наполнилась до отказа, и она, стремясь закончить неприятный по каким-то неведомым причинам разговор, предложила:
— Идем.
Чани пожал плечами, но ступил следом за ней на выползший на берег язык мутно-зеленого льда. Ему показалось, что в этот момент лед едва заметно дрогнул. Но ни Рюби, ни Хани этого не заметили, и Чани не придал значения своим ощущениям, сочтя их просто наваждением.
На льду снега почти не было. Постоянные ветра, надрывно высвистывавшие какую-то бесконечную мелодию, сдували снег, и потому идти было легко и приятно. Сначала путники опасались трещин, но уже вскоре выяснилось, что толстенный лед, покрывавший поверхность Холодного моря веками, гораздо прочнее камня. Дорожные посохи со стальными наконечниками, так помогавшие раньше, здесь беспрестанно скользили. Когда Хани попытался-таки с размаха вонзить посох в лед, тот со звоном отскочил, едва не проткнув ему ногу. И снова Чани померещилась какая-то мелкая дрожь, пробежавшая по льду. Это его встревожило, но, не подавая вида, он спросил у Рюби:
— Долго нам идти?
— Я думаю, не слишком. День. Может быть, два, никак не больше. Лед сильно выветрился, и ноги не скользят. Это хорошо.
В третий раз лед задрожал у них под ногами, на этот раз вполне отчетливо. С ужасом Хани увидел, как несокрушимая толща вдали начала подниматься горбом, лед словно сморщился. Потом горб медленно двинулся к ним, постепенно набирая скорость. Но в тот момент, когда Хани был готов с воплем броситься неведомо куда, лишь бы не видеть, скрыться от неизвестной, а от того еще более грозной опасности, лед вдруг выпрямился и, устало потрескивая, успокоился. Вскоре все стихло.