«Елки зеленые, да я, никак, по кругу чешу! Ведь что придумали!» Он остановился и задумался, затем стал шарить себя по карманам и вытащил давно оторванную пуговицу от пиджака. Положив пуговицу на пол, Антоха отправился дальше. Теперь он глядел под ноги, и одной рукой касался стены, чтобы не пропустить какую-нибудь замаскированную дверь. Через час это ему надоело. Пуговица не попадалась. Антоха плюнул и уселся на пол. Ему стало жутко и тоскливо. «Да что ж это? — думал он. — Куда ж это меня засунули? Я ведь и есть уже хочу!.. Эй, кто-нибудь! Сержант! Я здесь!» — крик его пропадал, казалось, сразу за поворотом коридора. — Он снова поднялся и пошел, крича и время от времени ругаясь от души. Два часа пути измотали Антоху вконец. Он был бессилен против коридора. Привалившись к стене, он уснул сидя, прислушиваясь к урчанию в животе.
Проснулся он от смутного беспокойства. Где-то в невообразимой дали коридора слышались неторопливые приближающиеся шаги. Антоха вскочил на ноги. Он хотел закричать, но что-то помешало ему. Что-то не так было в этих шагах, какая-то странная тяжесть, вызывающая тревогу. Он стоял и прислушивался, все больше поддаваясь страху. Грузные шаги приближались, не ускоряясь и не замедляясь, и этот ритм давил на голову, вытесняя из нее все мысли. Скоро к звуку шагов стал примешиваться другой звук — мерное сопение паровоза, разводящего пары. Порой слышался какой-то низкий рокот или рык. Антоха застыл неподвижно. И вот, из-за поворота коридора на стену упала огромная тень. Нечеловеческая тень.
Антоха вскрикнул и бросился назад. Он бежал, слабо соображая, что с ним происходит, пока не упал, обессилев. Некоторое время он ничего не слышал, кроме собственного дыхания, затем понял, что шагов больше нет. Он поднял голову да так и застыл. Прямо перед ним на стене была корявая надпись: «Антоха — выпивоха». Неожиданно совсем близко раздался противный голосок: «Смотри, Веркин-то опять в дымину. Дал бог сыночка». Антоха резко обернулся и вскочил. Он был во дворе своего дома, возле самого подъезда. В скверике прогуливались мамаши с детьми, на скамейке, подозрительно поглядывая в его сторону, сидели дворовые старухи. Уже стемнело, и вдоль улицы горели фонари.
Ужас растаял вместе с коридором, Антоха неожиданно почувствовал свежесть вечернего воздуха, яркость фонарей и звезд, в общем — он ощутил вдруг, что жизнь прекрасна. И вместе с тем он испугался, он решил, что у него был бред. «Господи, — думал Антоха, — допился ведь. До чертей допился!» Ему стало так жалко себя, что он расплакался.
В таком состоянии я нашел его. Мне оставалось только постараться как-нибудь успокоить Антоху, ничего ему не рассказывая, и проводить его до дверей квартиры. Вернувшись домой, я накрыл одеялом неумолкающий телевизор, сел на диван и глубоко задумался.
Вот, значит, как. Коридор — это сильно. Жуть какая-то. Я вдруг вспомнил слова Лены: «Каждый получит то, чего заслуживает…» Выходит, Антоха заслужил этот свой коридор. Он, значит, заслуживает одного, а Алик Черняев — совсем другого. А я, значит, совсем третьего. А Вовка… Только кто же это решает, что заслужил Алик, а что Антоха? Девицы наши, полюбившиеся? Ходят за всеми по пятам и наблюдают: хороший мальчик — на тебе конфетку, плохой — к ногтю его?..
А может быть, никто ничего не решает, никто ни за кем не наблюдает, а все случается почти само собой. Может быть, они, в самом деле, повернули рубильник и дали возможность происходить тем событиям, которые должны произойти, но миллионы случайностей до сих пор все оттягивали их. А? Вообще, это интересно.
Ведь есть же у Черняева талант, безо всяких чудес — есть! Стало быть, стоило ему чуть-чуть помочь, избавить от каких-то мелочей в сознании, отнимающих время, заставляющих продираться через горы бесполезных ошибок, предрассудков и неведомо чего еще, и он сам, как толковый ученик, смог понять и закончить мысль учителя.
Антоха? Что такое его жизнь? Не похожа ли она, как две капли воды, на этот самый коридор с ограниченной видимостью и нескончаемым однообразием стен, пола и потолка? Может быть, он просто выпал в этот узкий, мрачный мир, когда дошел до такого состояния, что уже больше соответствовал ему, чем миру нашему, и не в пользу ли Антохи свидетельствует тот факт, что он сумел вернуться оттуда? Может быть, в самом деле, это путешествие было полезно для него?
Я встал и заходил по комнате. Мне стало казаться, что я близок к истине. Как это все делается? Пока не знаю, только никакой чертовщины здесь нет. Далеко не все известно об окружающем мире. Может быть, это чей-то эксперимент, возможно, это действует доселе не открытый закон природы. Известно одно: самые невероятные вещи вырвались на свободу и быстро распространяются по городу, а может, уже и по планете, но это не слепые стихийные силы, сметающие жизнь и несущие смерть без разбора, а, наоборот, события, тонко зависящие от сознания человека, с которым они происходят. Вероятно, ими можно даже управлять. Конечно, можно! Нужно только не давать мозгам заплывать жиром, стараться понять себя и окружающее, толкаться и упираться, чтобы двигаться вперед, непрерывно создавать, переделывать, думать!
Я подошел к окну. Тысячи огоньков ползали и перемигивались по всему городу. Что там сейчас происходит? Черняев, наверное, творит. Он, конечно, титан, а мы с Вовкой… Ну что ж, что заслужили, то и получили… Однако, кто это сказал, что все кончилось? Судя по тому, что происходит, главное — впереди!..
Всех, между прочим, касается. И вас лично тоже. Так что ждите событий и имейте в виду, что именно с вами произойдет, зависит только от вас.
АЛАН КУБАТИЕВ
СНЕЖНЫЙ АВГУСТ
СНЕЖНЫЙ АВГУСТ
Извиваясь, Август кое-как разгреб льдистые комья и жадно глотнул жгучий воздух. Так дернулся во сне, что стенки норы в снежном надуве не выдержали… Август помотал головой и клочьями правой перчатки отер набрякшее лицо. Щетина хрустела. Режиссер Карманов первым осмеял его бороду, торчавшую пестрыми «кустиками» во все стороны. «Товарного вида не имеет!» Бритва тоже осталась во вьюке, под снегом, как и его спутники…
Кряхтя, он встал и запрокинул голову. Небо стыло в чернильном льду, но звезды утратили режущую яркость. Скоро рассвет.
По вершинам хребта уже тлела бледная розоватооранжевая полоска — отсвет будущего дня. Казалось, что видно даже перевал и дорогу, по которой ползут грузовики. Усмехнувшись, Август потянулся и вдруг замер, боясь дохнуть. Потом устало опустил руки и негромко выругался. Любой шорох его натянутые нервы Превращали в рокот двигателей поискового вертолета.
В первый раз его слишком глубоко засыпало. Счастье, что снег был рыхлый, а трещина, куда он угодил, не слишком глубока. А во второй… Если бы на нем была подаренная Тимо пуховка! Яркая, легкая, непромокаемая. Даже на той проклятой морене, пестрой, как бар-сова шкура, ее не проглядели бы… Август проглотил комок, вставший в горле, и затолкал озябшую руку в карман комбинезона.
Будем выкручиваться. Десять часов пути до перевала — это кулуар, плато, закрытый пологий ледник, выход к перевалу, спуск и переход через долину к шоссе… Мда… При сносной погоде можно рассчитывать на сутки. Впрочем, в горах — как на войне: километр умножаем на четыре… Скверно, что батареи садятся. Августу вдруг стало еще холоднее. Он натянул капюшон, завязал все шнурки. Термоткайь грела, но регулятор был на максимуме. Он подбросил на ладони тощий пакет пеммикана и мешочек соленого арахиса. «Запасы продовольствия»…