Выбрать главу

Холин собрался переспросить, но был прерван — в третий раз за день. В небе над маяком гудел двигатель аэротакси. Оно снизилось над морем и пошло на посадку в направлении берега. Через несколько секунд донесся хруст гальки под шасси, и рокот умолк.

— Ну вот теперь все, Николай Андреевич, — словно проснувшись, Берг забрал сумку и пошел к двери, — не знаю, как скоро нам удастся увидеться.

— Так что же вы мне все-таки ответили? — спросил наигранно шутливым тоном Холин. Неясная, как тень пролетевшей машины, тревога скользнула по его лицу.

— Ничего, — остановившись у самой двери, Берг помолчал, потом шагнул в проем, и уже с лестницы донеслось — Ничего. Еще долго ничего… кроме того, что если путь далек, проводник идет так же долго, как странники…

Когда Холин обернулся за своей сумкой, он увидел, что комнатный проектор включен и на двери светятся два изображения.

Молодой, загорелый, улыбающийся здоровяк стоит под пальмами сахарского оазиса и держит на ладони крохотного черепашонка.

На втором слайде тот же человек, уже постарше, лежит в траве, а перед ним… Холин нагнулся, не веря глазам. «Человек не может вечно быть один», — вспомнил он фразу спортсмена, сказанную тихо, почти неслышно.

Коробка с перфорированными стенками в руках у Берга! Сколько их сменилось с тех пор, как человек шел по пустыне! А черепаха все та же, только подросла.

КНИГОПРОДАВЕЦ

Крынкину всегда поручали ответственные дела.

Когда стало ясно, что «Эстетическая энциклопедия» так и будет лежать на складе до морковкина заговенья, Алексей Никитич вызвал его.

Крынкин вошел в крохотный кабинет, не стучась, сел, не дожидаясь приглашения, и спросил, не поздоровавшись:

— Что на этот раз повесите?

Алексей Никитич заметно рассердился. Знал он Крынкина не первый день, никогда его не одобрял, но признавал его полезность в решении проблем вроде этой. Поэтому он притушил свой гнев и примирительно ответил:

— Ну что ты, Володя, так сразу — «повесите»… Ты ведь ас, «книгопродавец Смирдин!» Надо ее, проклятую, сбросить. Затоварились!

Крынкин расстегнул замшевый пиджак, закурил длинную сигарету «Данхилл» и сквозь дым проронил:

— Ничего, не капуста. Полежит, не протухнет.

Алексей Никитич вдохнул левой ноздрей на четыре такта, задержал дыхание и выдохнул на четыре такта правой ноздрей. Затем сказал еще более сладким голосом, покручивая в пальцах карандаш «Смена»:

— Ты сам посуди, кого же я пошлю? Бачурин в командировке, Малинина в декрете, Озерчук бюллетенит, Пяткина еле-еле на два отдела справляется…

Но Крынкин помотал головой, выводя тонким дымом расплывающиеся вензеля:

— Не-е-ет… У меня своей рухляди хватает. Вернется Бачурин, поставьте его, и пусть себе тужится!

Заведующий сломал карандаш и ссыпал обломки в пепельницу. Побарабанив пальцами по бювару, сказал сдавленным голосом:

— Говори прямо: чего просишь?

Крынкин посмотрел на свою сигарету и согласно кивнул:

— Вог. Это деловой разговор, это приятно слышать! Я прошу мало. Три экземпляра «Декоративных рыбок», три Дюма, четыре Даррелла, два Лорки и один-единственный «Современный филиппинский детектив». После диктуйте мне любые условия.

С каждым новым названием Алексей Никитич все глубже вжимался в кресло. Когда Крынкин умолк, заведующий беспомощно расслабил галстук, сунул в рот таблетку нитроглицерина и махнул рукой:

— Грабь…

Крынкин сердечно засмеялся:

— Уж вас ограбишь, Алексей Никитич! Тамара без вашей записки со скдада бумажки не даст. Вы уж напишите…

Внимательно проглядев письменное распоряжение и поймав заведующего на попытке дать вместо четырех книг Даррелла три, Крынкин достойно откланялся и вышел.

После его ухода Алексей Никитич еще долго чувствовал себя так, будто у него с одежды срезали все имеющиеся пуговицы. Такое ощущение оставалось у него даже после самого пустячного разговора с Крынкиным. Хорошо, хоть кабинет можно было проветрить..»

Батарейки Крынкин поставил свежие, поэтому мегафон рявкал так оглушительно, что горожане, мчавшиеся по подземному переходу, невольно бросали взгляд на заманчиво разложенную печатно-полиграфическую продукцию.

— Новый четырехтомный справочник по таксации лесоматериалов! Незаменимое пособие для дачного застройщика! Справочник для поступающих в вузы! Вещь первой необходимости для абитуриента! Увлекательный сборник репортажей с конных заводов Кубани! Без «Эстетической энциклопедии» человек не может считать себя культурным! Содержит необходимые сведения о супружеской жизни!

Народ, любопытствуя, замедлял стремительный бег, и Крынкин уже распродал семь томов. От входа вниз по ступеням текла волна ледяного воздуха. Но Крынкину мороз был нипочем. На нем были валенки до колен, толстый свитер верблюжьей шерсти и постовой тулуп с огромным воротником.

Часа в два его тронули за рукав. Крынкин обернулся. Солидного вида мужчина нежно ему улыбнулся:

— Здравствуйте, Володя…

— Здравствуйте, Николай Потапович, — с достоинством ответил Крынкин.

— Ну что, Володя, как стоится?

— Ничего, спасибо, помаленьку…

Человек стеснительно покашлял. Потом, собравшись с духом, спросил:

— Володя, помните, вы в тот раз обещали поискать?..

— Конечно, помню, — отозвался Крынкин. — Задали вы мне работу… — Он выдал какой-то старушке схему метрополитена, отсчитал сдачу и повернулся к клиенту: — Достал!

— Достали?! — возликовал Николай Потапович. — Ах, Володя, ну не золотой ли вы человек? Спасибо вам не знаю какое!

Крынкин с натугой склонился — тулуп был точно деревянный, — достал из портфеля черный томик. Увидев его, клиент прямо-таки затрясся. Не выпуская книги, он одной рукой и чуть ли не зубами открыл портфель. Уложив ее там, он прижал свой клад к груди и посмотрел на Крынкина счастливыми глазами:

— Ну, Володя, ну, дорогой, нет слов!

Крынкин сочувственно улыбнулся, глядя в сторону, и покивал головой, — и Николай Потапович вспомнил, вытащил три бумажки и стыдливо спросил: — Пять номиналов, как условились, да?..

Крынкин принял, после чего осчастливленный Николай Потапович попрощался и унесся с томиком Федерико Гарсиа Лорки, о котором Крынкин знал только то, что он поэт. За стихи он вообще брал на десять процентов дешевле. Наверное, потому, что сам терпеть их не мог.

До конца рабочего дня к нему еще подходили. Суровый пенсионер в толстом пальто получил Даррелла и «Декоративных рыбок». Два акселерата обрели вожделенных Шекли и Маркеса. Изящной даме в короткой шубке и твердых джинсах после воркующей беседы были вручены Лорка, Даррелл и «Современный филиппинский детектив». И так далее. Крынкин работал вдохновенно, но без суеты, успевая вещать в мегафон манящие призывы. Между делом он распродал энциклопедию, пустив последние экземпляры в нагрузку к Дарреллу и Дюма.

Перед закрытием к нему подошел долговязый парень в вельветовом пальто. Усы у него были толстые, как малярная кисть. Он деловито кивнул Крынкину и сказал:

— Лэн Макензи, «Алфавит» и «Пернамбуко».

— Годится, — проронил Крынкин. Приняв три ярких конверта, он добыл взамен из неистощимых глубин портфеля аккуратный пакет:

— Жапризо, Гарднер и Найо Марш, «Последний занавес».

Парень молча затолкал пакет в сумку, опять кивнул и зашагал к выходу из перехода.

На этом многотрудный день Владимира Крынкина закончился. Настала пора сворачивать дело — переход опустел, стало еще холоднее. Мегафон, столик и остатки товара по договоренности хранились в соседнем киоске «Союзпечати».

Старик появился, когда он упаковал книги. Заметил его Крынкин не сразу, а когда заметил, чуть испугался. Поднял голову и увидел: стоит рядом старик и пристально на него смотрит.