— Сядь и не суетись, — одернула его Любаша.
— Нет, Любаша, я понимаю, я пьян… А! — засмеялся Сидоров. — Я все понял! Ты просто разыгрываешь меня! Ну да, конечно. Я тоже иногда почитываю эту… сайнс… как ее там?., фикчен, что ли? Фантастику, в смысле…
— Почитывал, — невесело усмехнулась Любаша. — Когда пил поменьше — почитывал.
— Ну, почему же?..
— Только не шучу я, Ваня.
_ Ну-ну! — хмыкнул Сидоров и поудобнее уселся на диване. Жена не уходила к другому, и на душе у Ивана Ивановича отлегло. — Давай-давай дальше! У тебя это здорово получается.
— Ваня…
— Нет-нет. Ты продолжай. В самом деле занятно, — балагурил он, не замечая обиды и жгучей тоски в глазах жены.
— Ну что ж, — тихо сказала Любаша после некоторого молчания. — Верить или не верить — твое дело. У меня нет времени переубеждать тебя.
Любаша задумалась, словно подбирая слова.
— Родилась я миллиарды лет назад. В ту пору планета, на которой ты живешь, была совершенно не похожей на нышешнюю. Из огненной лавы еще не начинали вырисовываться контуры первых материков. Жизни, в вашем понятии этого слова, не было и в помине. Зато был избыток свободной плазмы, свободной энергии…
— Бр-р-р, — передернул плечами Иван Иванович. — Какие страсти! А скажи-ка мне, старушка моя доисторическая, откуда взялась ты, если жизни не было? Прямо нонсенс какой-то!
— Я сказала, что не было жизни в вашем понятии слова — биологической, зато невиданного расцвета в то время достигла плазменная форма жизни.
— Это как? Что-то я не понял.
— Не знаю, сможешь ли ты представить такое, — с какой-то отрешенностью в голосе продолжала Любаша, — но впервые на Земле разум породила самоорганизовавшаяся плазма — вещество в четвертом состоянии. Цивилизация плазметян достигла такого уровня, что возможны стали полеты в соседние галактики. Именно тогда я отправилась в составе межгалактической экспедиции к туманности Андромеды.
— А куда же подевалась ваша плазменная цивилизация? Неужто остыла и вышла вся?
Любаша взглянула на стенные часы. Снова вздохнула.
— Ты можешь иронизировать сколько угодно, но о судьбе ее мы сами узнали совсем недавно. Вернувшись на Землю тридцать лет назад, мы были поражены. Она остыла, появились материки и океаны, на планете бушевала биологическая жизнь. Почти тридцать лет искали мы следы наших предков и потомков. Изучили все древние письменные источники, хранящиеся в ваших музеях и архивах, обследовали Землю, Луну, всю Солнечную систему, и только совсем недавно, буквально на днях, нам повезло: мы нашли письмо наших потомков, оставленное для нас.
— Вы что, эти… невидимки? Тридцать лет искали чего-то там, а вас никто не видел?
— К сожалению, видели и очень многие. Наши атмосферные летательные аппараты вы, земляне, назвали летающими тарелками, НЛО, нас самих зачастую путали с шаровыми молниями…
— Э-э-э… Так ты это… хочешь сказать, что вы на нас не похожи?
— Разумеется. Для вас мы всего лишь огненные шары.
— Что-то у тебя, Любаша, понимаешь, не клеится: столько лет с тобой живу и ни разу не обжегся…
— Обо мне потом. Это разговор особый.
— Ну-ну. Не сочинила еще, — хихикнул Сидоров.
— Самой большой загадкой для нас, — продолжала Люба, не обращая внимания на сарказм Ивана Ивановича, — была загадка появления на Земле — биологической жизни.
— Это надо же, какое совпадение: наши ученые тоже ни черта толком не знают об этом!
— Найдя письмо, мы узнали, что биологическую жизнь на Земле создали наши потомки. Земля остывала. Уже не было в атмосфере избытка свободной плазмы, свободной энергии в необходимом количестве. Потомки наши ушли под земную кору в раскаленную магму. Это был самый тяжелый и жестокий период в их жизни. Многие и многие погибли. Для остальных жизнь в чреве Земли была хуже, чем в тюрьме. Именно тогда лучшие умы цивилизации взялись за создание невиданной формы жизни — биологической, надеясь со временем матрицировать в ее представителей сознание плазметян, если проще — переселить их души в существа более приспособленные к жизни в условиях остывающей Земли.
— А что им на Солнце не рвануть, а? Там ведь сплошь — плазма.
— На солнце они не смогли бы существовать — слишком велика там сила гравитации. Дай закурить.
Сидоров недоверчиво посмотрел на жену, похлопал по карманам костюма, извлек пачку «Опала», зажигалку и с хитрой улыбкой подал Любаше.
— Ты вроде раньше не курила.
Дрожащими пальцами она достала сигарету, прикурила, сделала глубокую затяжку.
— Откуда тебе знать: что я делала раньше, а что — нет? _ спросила грустно Любаша. — Ты дома-то почти не бываешь: друзья, выпивки — до нас ли с сыном тебе?
— Опять ты за свое? — набычился Сидоров.
— Не нравится — не буду, — прошептала она.
— Вот именно. Ты лучше крой дальше про этих… предков-потомков.
— Как хочешь. — Любаша снова сделала затяжку, немного помолчала и, взяв себя в руки, продолжала: — Им удалось создать живую клетку. Они заставили ее делиться. Через миллионы лет после начала работ по созданию биологической жизни Землю заполнили гигантские папоротники и всевозможные пресмыкающиеся. Увы, это было далеко не то, что требовалось. Тогда наши потомки решили создать млекопитающих, а когда создали, выяснилось, что для них не осталось места на Земле. Пришлось истребить гигантских ящеров.
— Ух, ты!.. Вот охота была, а?
— Не оправдал надежд плазметян и человек.
— Ну да?! — оскорбился за весь род человеческий Сидоров.
— Представь себе, — усмехнулась Любаша. Затушив в пепельнице окурок, она вынула из сумочки компактную крем-пудру, махровую тушь, перламутровые тени и помаду, еще какие-то премудрости, назначения которых Иван Иванович не знал, и попыталась привести в порядок лицо. — Мозг человека так и не сформировался до таких размеров, чтобы в него можно было матрицировать сознание плазметян. Даже самый лучший опытный образец человека, выведенный двести тысяч лет назад, имел объем мозга только две тысячи шестьсот кубических сантиметров. Эту породу вы называете неандертальцами. Вас удивляет, что у более древних неандертальцев, в отличие от классических, более поздних, и лоб был выше, и дуги надбровные меньше, и нос тоньше, и ноздри уже. Вполне естественно: неандертальцы были брошены нашими потомками на произвол судьбы, как неудачная модель. Даже имея более развитый мозг, чем у современных людей, неандертальцы деградировали. Да и что им оставалось делать? Кроме камня и палки под руками они ничего не имели, а с такими орудиями труда не до высоких материй было. Ну а кроме того, неандертальцы, считая, не без оснований, себя элитой человечества, жили замкнутым родом, в течение многих поколений не имели внешних связей, женились на сестрах, выходили замуж за братьев. Конец их был печален — они выродились.
— Красивая гипотеза. Даже спать не хочется. Слушай, может, ты эти… фантастические рассказы писать начнешь, а? Нарасхват пойдут!
Любаша не улыбнулась.
— Рассказы мне писать теперь не придется.
— Ах да! Ты же улетаешь!..
— После неудачи с неандертальцами потомки наши пошли по другому пути. Были изобретены генераторы пси-поля, позволяющие стабилизировать плазму в обычных земных условиях. Потомки смогли выйти на поверхность Земли, туда, где уже господствовали люди. Неандертальцы к этому времени вымерли, а одна из менее удачных моделей — кроманьонец — оказалась лучше приспособленной к жизни. Ваши, Иван Иванович, прямые предки. Логика заставляла истреблять их, как динозавров в свое время, но у потомков наших, перенесших страшные тяготы борьбы за существование, не поднялась рука на собственное детище, прошедшее труднейший путь. Но не это главное. — На лицо Любаши легла хмурая тень. — Генераторы пси-поля позволяли плазметянам принять любой внешний вид. И они, наши потомки, приняли облик людей, хотя, сам понимаешь, этот облик был только обликом, копией до уровня клеток. Измененный внешний вид позволил плазметянам и на поверхности Земли продолжать эксперимент с биологической жизнью. Местом поселения плазметяне избрали огромный трансатлантический остров — Атлантиду.