Девушка, все еще не говоря ни слова, передала ей нож, и Фрина положила его в карман. Это был простой кухонный нож, каким обычно режут овощи, только очень остро наточенный. Фрина надеялась, что не распорет им подкладку своего нового пальто.
Принесли чай. Вид арок в мавританском стиле, увешанных искусственными цветами и фонарями, действовал успокаивающе, да и свет не был слишком ярким. Фрина поставила перед собой и девушкой по чашке с чаем и по тарелке с сандвичами и стала наблюдать за тем, как с каждым съеденным кусочком ее спутница все больше оживает.
– Спасибо, мисс, – сказала девушка. – Я умирала от голода.
– Ничего страшного, – спокойно ответила Фрина. – Хочешь еще?
Девушка снова кивнула, и Фрина заказала еще еды. Где-то джазовый оркестр сотрясал тишину вечера, но не настолько близко, чтобы мешать разговору. Девушка доела сандвичи, откинулась на спинку стула и вздохнула. Фрина предложила ей папиросу, но та отказалась с негодованием.
– Приличные девушки не курят, – резко ответила она. – Я хотела сказать…
– Я знаю, что ты хотела сказать, – улыбнулась Фрина. – Ну, расскажи же мне, что ты здесь делаешь.
– Жду его, – ответила девушка. – Чтобы убить. Понимаете, я из Коллингвуда, получила работу горничной в доме у доктора. Жена доктора казалась такой хорошей женщиной…
Фрине показалось, что она уже где-то слышала эту историю.
– Но, видите ли, ее сын все время ходил за мной по пятам, угрожал и никак не хотел отстать. Сегодня я потеряла терпение, сказала ему все, что о нем думаю, и пригрозила, что расскажу все его матери, если он не оставит меня в покое. Он вернулся, когда старушка отдыхала после обеда, и набросился на меня. Я пыталась звать на помощь, но он ударил меня с такой силой, что у меня в глазах потемнело. Тогда я ударила его коленом, он отпустил меня, и я убежала. Потом хозяйка вызвала меня к себе после ужина и заявила, что я «бесстыдно преследую ее сына» и что она выгоняет меня из дома, «низкую, вульгарную девку» – так она назвала меня. Она не заплатила мне и не дала рекомендаций. А он сидел рядом и скалился как собака, примерный мальчик. Я отнесла свои вещи на вокзал, украла с кухни нож и собиралась убить его. Потому что я не могу вернуться домой. Маме нужно содержать еще семерых, и она рассчитывает на мои деньги, понимаете? А теперь я больше не смогу найти работу. Он сделал меня шлюхой. Он заслуживает смерти.
– Конечно, заслуживает, – согласилась Фрина. Ее собеседница была немного озадачена.
– Но можно отомстить и получше. Сегодня вечером он должен быть здесь?
– Да, он такой щеголь, один из этих денди, все время здесь прохаживается.
– Ты его уже видела? – спросила Фрина.
– Да, он вон там, – ответила девушка.
С претензией одетый молодой человек, явно очень довольный собой, фланировал по залу.
– Как тебя зовут? Я Фрина Фишер из Лондона.
– Дороти Уильямс. Ох, только посмотрите на него! Только бы он мне попался!
– Послушай, мне нужна служанка, и я беру тебя на работу. Я довольно-таки уважаемая личность и остановилась в «Виндзоре», – добавила Фрина. – Если я отомщу этому щенку за тебя, сможешь ты хранить в тайне все мои дела?
– Если вы это сделаете, я ваша, – поклялась Дороти.
Фрина улыбнулась.
– Сиди здесь и смотри, – распорядилась она и скользнула в толпу.
Молодой человек находился в компании нескольких приятелей, так же, как и он, хорошо одетых и мучимых бездельем. Незаметно подойдя к молодым людям, Фрина прислушалась к их разговору.
– И тогда я уложил ее прямо на пол пасторского дома, ведь она никогда не осмелится пожаловаться – только не дочь викария! – бахвалился юноша, а его приятели громко хохотали.
Фрина подкралась совсем близко и быстрым уверенным движением рассекла подтяжки сквозь свободный пиджак, затем сделала разрез там, где у парня находилось нижнее белье, так что все части тела, находящиеся ниже талии, оказались на виду. Молодой человек понял, что случилось, только оказавшись совершенно голым от носков до пояса, но зато при замечательных рубашке, пиджаке и шляпе.
Это случилось мгновенно, но толпа в «Пассаже» оценила зрелище. Молодого человека c веселыми возгласами окружила менее спокойная часть мельбурнского модного общества. Когда он попытался сделать шаг вперед и, запутавшись, растянулся на полу, толпа взвыла от восторга, как и приятели молодого человека. А когда высокий полицейский поднял его на ноги, прикрыв некоторые части его тела своим шлемом, и поволок в полицейский участок, чтобы предъявить обвинение в непристойном поведении, нарушающем общественное спокойствие, под сводами «Пассажа» закружили язвительные комментарии и выкрики.
Фрина незаметно вернулась на свое место и заказала еще чая. Дороти положила маленькую теплую ладонь на ее запястье. В глазах девушки блестели слезы.
– Я ваша, – подтвердила Дороти.
– Хорошо. Завтра мы заберем твои вещи. В моем номере в «Виндзоре» есть комната для прислуги. Тебе там понравится и больше не захочется шататься по улицам, Дороти. Это совсем неинтересно. Правда.
Ошеломленная Дороти вышла вслед за Фриной из «Пассажа», и они направились к отелю вверх по холму.
Как только Берт и Сес благополучно удалились, доктор Макмиллан взяла большие ножницы, разрезала голубое шелковое платье, свернула его и швырнула в угол вместе с нижним бельем девушки. Краткий осмотр убедил ее, что пациентка была подвергнута нелегальному аборту, сделанному непрофессионалом, который обладал весьма поверхностными знаниями в области анатомии.
Появилась сестра Симмондс, она собиралась получить медицинское образование, как только накопит деньги на обучение, и доктор Макмиллан объяснила ей диагноз.
– Уберите весь этот гной, сестра. Видите? В матку вводили какое-то чужеродное тело – спицу или спринцовку с мыльной водой, возможно, кору ржавого вяза. Мясники! Запомните, сестра: аборт, сделанный под наркозом, с асептикой, не опасен. Обычно лучше до третьего месяца вычистить содержимое матки, не способной выносить плод, чем возиться потом с угрозой выкидыша, новорожденным уродом или больным ребенком, который умрет еще в младенчестве. Но это – настоящая резня. Посмотрите, шейка матки расширена и все вагинальные бактерии ринулись туда и образовали целые колонии.
– Давно это случилось, доктор? – спросила сестра Симмондс, взяв еще одну салфетку, смоченную карболкой.
– Два дня назад, может, три. Преступники! Они совершают это насилие над природой, и у девушки начинается выкидыш – эта была уже на четвертом месяце, – а потом они отправляют их домой самим справляться с результатами. Заражение крови – меньшее, чего можно ожидать. А какой диагноз поставите вы?
Сестра Симмондс взяла Элис за руку и попыталась нащупать пульс. Он мелькал так быстро, что сестра не различала отдельных ударов. Температура у девушки была 40 градусов. Ее бросало то в жар, то в холод, она вся горела. Живот, грудь и бедра покрылись сыпью, как при скарлатине.
– Гнилокровие, – объявила сестра. Доктор Макмиллан кивнула.
– Лечение?
– Салициловая кислота и противостолбнячная сыворотка.
– Хорошо. Распорядитесь, чтобы как можно скорее приготовили койку в инфекционном отделении и операционную. Если я удалю источник инфекции, у нее будет больше шансов. Пусть ее обмоют талой водой и сделают инъекцию паральдегида. Бедная крошка, – прибавила доктор Макмиллан, коснувшись щеки Элис. – Она сама еще дитя.
Берт с сомнением отпил из своей чашки. Чай оказался горячим и сладким, и Берт выпил его залпом, обжигая язык. Не нравилось ему это все. Он подозревал, что Элис вовлечет их в неприятности, и был бы счастлив, если бы высокий мужчина с Лонсдейл-стрит выбрал другую машину, чтобы запихнуть туда этого бедного крысенка. Сес сидел, уставившись в стену. К чаю он даже не притронулся.
– Пей чай, приятель, – предложил ему Берт. Но Сес вместо ответа снова произнес:
– Она всего лишь ребенок.
Берт вздохнул. Он был знаком с Сесом уже много лет и знал, что сердце у него мягкое как воск. В меблированных комнатах в Карлтоне, где они жили с Сесом, в настоящий момент квартировали также три кошки и две собаки. Все они были найдены едва живыми, но напарник Берта привел их в прежнее агрессивное, кусающееся и царапающееся состояние. «Что уж тут говорить, если я сам видел, как он ночь не спал, выхаживая полуутопленного котенка, – подумал Берт. – Как умалишенный носится со всеми, кто слаб и нуждается в помощи, – таков уж Сес. Не знаю, что скажет госпожа Браунинг, если он решит привести домой эту бродяжку. Она и так невзлюбила последнего щенка». При этой мысли Берт улыбнулся и похлопал Сеса по плечу.