Но скоро силы истощились. Ослабев, сел на снег передохнуть.
В лощине, на его глазах, человек убил провалившегося а глубокий снег утомленного лося.
Освежевав зверя, он развел костер. Перепачканный кровью, обросший человек производил неприятное впечатление. Но Онни все-таки обрадовался человеку и огню и, сторожно цепляясь за ветви деревьев, пошел к ним.
Затем появился второй охотник, этот старик. Они поссорились из-за лося. И когда тот, первый, кинулся на старика с ножом, Онни выстрелил в него.
И вот теперь у костра, напротив Онни, сидит этот человек. Его руки и ноги связаны. Лицо заросло черной жесткой шерстью до самых глаз, а из-под спутанных усов и бороды выглядывает рассеченная посредине губа.
«Где я его видел, недавно видел? И эта губа…» — думает Онни. Мучительно напрягает Онни свою ослабевшую память. И постепенно с трудом, откуда-то из глубины сознания, возникла картина: лес, ночь, ливень, шелест листвы и осторожно выступающий из ночной тьмы передовой…
Пограничник рванулся к леснику и схватил его за плечи:
— Ты! Убийца!
Кондий отшатнулся. Он узнал в нем проводника, которого ударил ножом в ту памятную августовскую ночь…
Осторожно, как маленького, поит Тикка ослабевшего сразу Онни. Маленькими глотками пьет Онни кипяток из жестяной кружки. Неприятен вкус жести, а кипяток — хорошо.
— Кто ты? Как зовут? — спрашивает Онни лесника, Кондий хмуро молчит.
— Кто он? Ты его знаешь? — обращается раненый к Тикке.
— Как не знать! Это — Кондий. Наш беглый лесник. Если бы ты не выстрелил в него, тут бы мне и конец. Убил бы, как того старого лося… Спасибо тебе, — просто сказал Тикка.
— Это — враг, — жестко произносит Онни, не спуская с Кондия горячего взгляда. — Он помогал диверсантам переходить нашу границу.
— Ну, так, значит, он кого-нибудь из них же и на печке прятал, — с уверенностью сказал Тикка.
— На какой печке, где? — встрепенулся Онни.
— Известно где: у себя, в лесной избушке, — спокойно ответил старик. — А ты ляг, тебе покой нужен, — попридержал Тикка Онни и, наклонившись к нему, вполголоса рассказал о случае со старухой на печи и о Большакове, о побеге Кондия и о его последнем преступлении, когда он по злобе заколотил гвозди в экспортную партию леса.
Кондий лежал у костра с закрытыми глазами и делал вид, что спит. На самом деле он внимательно прислушивался к тому, о чем говорил старик.
Кипяток и сухой жар костра согрели Онни. Прошел озноб. В голове ясней. Мысль работает обостренно и четко.
Теперь Онни знает, куда девались те двое из семи. Один из них сидит перед ним, а другой, тот, которого он снова сегодня встретил, идет в глубь страны.
Конечно, где-то он имеет «явку» — место, квартиру.
Онни ясно, что такой «явкой» прежде была избушка лесника. Он помогал диверсантам переходить границу, и он же спрятал у себя нарушителя из той группы, которую Онни и его Дик выследили и разгромили.
Теперь важен только один вопрос: знает или не знает о провале этой «явки» тот диверсант? Если знает, он уйдет куда-то в другое место. Если же не знает, он придет на прежнюю «явку», в избушку лесника.
Онни подробно выспросил у старика дорогу к лесной избушке.
— Я должен идти, — встал на ноги Онни и покачнулся.
— Да ты в уме, парень? — подхватил его Тикка. — Ляг!
— Я должен идти, должен, — решительно сказал пограничник. — Но у меня сломана лыжа…
— Возьми мои, не жалко. Только не след тебе идти. — Тикка подал ему свои лыжи.
Онни наклонился, чтобы поправить ремешок, и снова чуть не упал от сильного прилива крови к голове. Тикка покачал головой.
— Ладно уж, неслух! — с суровой лаской сказал старик и наклонился сам, чтобы помочь раненому.
Так когда-то, очень давно, он помогал надевать лыжи своему маленькому сыну…
Онни тоже на одно мгновенье вспомнил свое далекое детство и улыбнулся.
Лыжи прилажены. Пограничник неуверенно скользнул по снегу — раз, другой. Затем оправился.
— Не спускай с этого типа глаз, — предупредил он старого охотника. — Как доберусь, вышлю тебе на помощь людей из поселка, — и двинулся в путь.
Тикка проводил долгим взглядом пограничника, повернулся к костру — и ахнул.
У костра никого не было. Только валились куски гарусного пояска и веревок, которыми Тикка связал Кондия.
Оказывается, Кондий не терял даром времени. В тот момент, когда Тикка наклонился помочь Онни надеть лыжи, Кондий бесстрашно сунул завязанные назад руки в костер. Поясок перегорел. Правда, руки Кондия покрылись волдырями, а на спине загорелась одежда.