Он продолжал избивать ее так сильно, что у нее случился выкидыш, и на ледяных склонах нашей стоянки появились пятна от страшного потока черной крови. У нее был небольшой срок, поэтому мы не нашли плод, но мясник был убежден, что избавил мир еще от одной девочки. «Нет ничего более злого, чем женское сердце», — повторял он снова и снова, как будто никто из нас не слышал этой поговорки раньше. Мы только продолжали оказывать помощь Снежному Цветку — снимали с нее штаны, растапливали снег, чтобы постирать их, смывали кровь с ее бедер, выдирали набивку из ее одеяла, чтобы остановить отвратительный, вонючий поток крови, который продолжал струиться у нее между ногами, — и не поднимали глаз на мясника, не отвечали ему.
Оглядываясь назад, я поражаюсь тому, каким чудом Снежный Цветок пережила последние две недели в горах, снося постоянные побои. Ее тело ослабло от потери крови после выкидыша. Она была вся в синяках от ежедневных избиений, которые муж обрушивал на нее. Почему я не остановила его? Я была Госпожой Лу. До этого я заставляла его делать то, что мне было нужно. Почему я не могла сейчас? Потому что я была Госпожой Лу, я не могла этого сделать. Он был физически сильным человеком и не стеснялся показывать свою силу.
Я была женщиной, которая, несмотря на мое высокое положение, была одинокой. Я была бессильна. Он понимал это так же хорошо, как и я.
Во время самого глубокого несчастья моей лаотун я поняла, как мне не хватает моего мужа. Для меня вся жизнь с ним означала выполнение долга и исполнение предназначенных нам ролей. Я сожалела обо всех случаях, когда не была такой женой, какую он заслуживал. Я поклялась себе, что если спущусь с горы, то стану женщиной, которая на самом деле заслуживает звания Госпожи Лу, а не буду актером в пышном действе. Я жаждала этого, но прежде чем это произошло, я проявила большую жестокость и беспощадность, чем муж Снежного Цветка.
Женщины под нашим деревом продолжали заботиться о Снежном Цветке. Мы промывали ее раны кипяченой талой водой, чтобы избежать заражения, и перевязывали тряпками, жертвуя на них собственную одежду. Женщины хотели сварить ей суп из костного мозга животных, которых ловил мясник. Я напомнила им, что она вегетарианка, и тогда мы стали по очереди ходить в лес по двое и искать кору деревьев, травы и коренья. Мы готовили горький отвар и кормили ее с ложки. Мы пели ей песни в утешение.
Но ни наши слова, ни наше сочувствие не облегчали ей душу. Она совсем не спала. Она сидела и раскачивалась из стороны в сторону в отчаянии, на которое невозможно было смотреть. Ни у кого из нас не было чистой одежды, но мы старались выглядеть аккуратными. Снежному Цветку это было безразлично. Она перестала умывать лицо комочком снега и чистить зубы подолом рубашки. Ее волосы свисали неприбранными, напоминая мне о ночи, когда заболела моя свекровь. Моя лаотун становилась все больше и больше похожей на Третью Невестку в ту же самую ночь — такой же отсутствующий взгляд, словно она улетала, улетала, улетала от нас.
Каждый день в одно и то же время Снежный Цветок отрывалась от костра и уходила в снежные холмы. Она двигалась, словно во сне, потерянная, равнодушная ко всему. Каждый день я шла с ней, непрошеная, поддерживая ее за руку. Мы обе семенили по обледеневшим камням на наших лилейных ногах, брели крутой тропинкой к краю скалы, где она плакала и причитала вволю, и звук ее рыданий уносил сильный северный ветер.
Я всякий раз приходила в ужас, вспоминая наш жуткий побег на гору и страшные вскрики женщин, падающих в бездну. Снежный Цветок не разделяла моего страха. Она сгибалась над краем скалы и смотрела, как горный ветер уносит снежинки. Я вспоминала все те случаи, когда Снежный Цветок говорила о полете. Как легко ей было сделать один шаг и упасть со скалы. Но я никогда не оставляла ее одну и никогда не отпускала ее руки.
Я пыталась говорить с ней о вещах, которые могли бы привязать ее к жизни. Я могла сказать что-нибудь вроде: «Ты сама хочешь поговорить с Мадам Ван о наших дочерях, или лучше я поговорю?» Не дождавшись ответа, я попробовала еще раз. «Мы с тобой живем так близко друг от друга. Зачем нам ждать, пока наши дочери станут двумя половинками? Вы обе можете приехать ко мне и остаться подольше. Мы можем перебинтовать им ноги обеим сразу. Тогда они будут вспоминать об этих днях вместе». Или: «Посмотри на этот подснежник. Скоро придет весна, и мы уйдем отсюда». Целых десять дней я слышала от нее только односложные ответы.