К тому времени, когда начался праздник Призрака — в пятнадцатый день седьмого лунного месяца, — я допекла Снежный Цветок множеством вопросов, из которых она должна была понять, как ей следует исправить положение. Почему она не ублажает своего мужа так, как, я знаю, она может это сделать? Почему она не щиплет щеки, чтобы они порозовели? Почему она не ест побольше, чтобы у нее была энергия? Почему она не может сию же минуту отправиться домой и сделать коутоу своей свекрови, приготовить ей еду, шить для нее, сделать все, чтобы старуха порадовалась? Почему она не старается исправить свое положение? Я думала, что даю ей практические советы, но ведь сама я не знала ее страхов и забот. И все же я была Госпожой Лу и думала, что права.
Итак, когда я закончила говорить о том, что Снежный Цветок могла бы предпринять у себя дома, я принялась расспрашивать ее, как она чувствует себя в Тункоу. Рада ли она быть вместе со мной? Нравится ли ей шелковая одежда, которую я ей дала? Отдала ли она подарки, которые семья Лу послала ее мужу с бесконечной благодарностью, передала ли она их с должным почтением, так чтобы он остался доволен ею? Оценила ли она то, что я наняла учителя для мальчиков из Цзиньтяня, ровесников ее сына, чтобы он учил их читать и писать. Понимает ли она то, что союз лаотун между нашими дочерьми сможет изменить судьбу Весенней Луны?
Если она по-настоящему любит меня, то почему не делает того, что сделала я, почему не оградила себя стеной обычаев и условностей, которые защищают женщину, улучшают ее положение? В ответ на все эти вопросы Снежный Цветок только вздыхала или кивала головой. От этого я становилась еще более нетерпеливой. Я наседала на нее со своими расспросами и резонами, и она сдавалась, пообещав следовать моим советам. Но она этого не делала, и в следующий раз мое разочарование становилось еще острее. Я не понимала, что дух той храброй лошадки, которой Снежный Цветок была в детстве, сломлен. Я упрямо верила в то, что могу вылечить хромую лошадь.
Моя жизнь изменилась навсегда в пятнадцатый день восьмого лунного месяца шестого года правления императора Сяньфэна. Настал праздник Середины Осени. До начала бинтования ног наших дочерей оставалось несколько дней. В этом году Снежный Цветок со своими детьми должна была приехать ко мне на праздники. Но не они переступили мой порог. Явилась Лотос, одна из женщин, с которыми мы жили под деревом в горах. Я пригласила ее выпить чаю со мной в верхней комнате.
«Благодарю вас, — сказала она, — но я приехала в Тункоу навестить свою родную семью».
«Родные любят, когда замужние дочери приезжают к ним на праздники, — ответила я с привычной вежливостью. — Я уверена, что они будут очень рады видеть вас».
«А я — их, — сказала она, запуская руку в корзинку с лунными пирожками, висевшую у нее на руке. — Наша подруга попросила меня передать вам одну вещь». Она вытащила длинный тонкий предмет, завернутый в кусок бледно-зеленого шелка, который я подарила Снежному Цветку. Лотос отдала мне сверток, пожелала счастья, засеменила по улице и повернула за угол.
По форме предмета я поняла, что держала в руках, но не могла догадаться, почему Снежный Цветок не приехала, а лишь прислала мне наш веер. Я отнесла сверток наверх и дождалась, когда мои невестки отправятся раздавать лунные пирожки нашим друзьям в деревне.
Я отправила свою дочь вместе с ними, сказав, что ей следует насладиться этими последними днями на свободе. Когда все ушли, я села на стул около зарешеченного окна. Сквозь резную решетку проникал слабый свет, так что тени от веток и листьев сложились на моем рабочем столике в красивый узор. Я долго смотрела на сверток. Откуда я знала, что надо бояться открывать его? Наконец, я откинула один край шелковой ткани, потом другой, пока не развернула ее целиком. Я взяла веер в руки. Затем я начала медленно раскрывать его, складку за складкой. На складке рядом с той, где были иероглифы, написанные чернилами из углей накануне того дня, когда мы спустились с гор, я увидела новую колонку иероглифов.