Наконец, Мадам Ван вывела в своем уме уравнение, кивнула мне и ушла.
На следующий день она вернулась с тремя дочками крестьян, которые работали на моего свекра. Другими словами, они были такими же обыкновенными девушками, как и я, только у них не было моих преимуществ.
В этот месяц я все решала сама. Я вела девушек во время пения. Я помогала им находить добрые слова, чтобы описать качества Снежного Цветка, которую они совсем не знали, в книгах третьего дня свадьбы. Если они не знали какого-либо иероглифа, я писала за них сама. Если девушки были нерадивы во время шитья одеял, я рассаживала их в разные углы и шепотом предупреждала, что их отцов накажут, если они как следует не выполнят работу, ради которой их наняли.
Вы помните, как выдавали замуж мою старшую сестру? Она с печалью покидала родной дом, но все знали, что она собирается вступить в честный брак. Ее песни не были ни трагичными, ни слишком блаженными, в них действительно было отражено ее будущее. Я по отношению к своему браку испытывала смешанные чувства. Мне тоже было грустно покидать родной дом, но меня радовало то, что моя жизнь изменится к лучшему. Я пела песни в честь моих родителей, благодаря их за то, что они воспитали меня и так много трудились ради этого. Будущее Снежного Цветка выглядело мрачным. Никто из нас не мог изменить его, поэтому наши песни были наполнены грустью.
«Мама, — спела однажды Снежный Цветок, — Папе не удалось посадить меня на солнечной стороне холма. Я буду вечно жить в тени».
Ее мать спела в ответ: «Правда, это все равно, что посадить красивый цветок на кучу навоза».
Все три девушки, и я с ними, могли только согласиться с этим, повторив в унисон обе фразы. Вот так оно и было: печально, но в соответствии с традициями.
Дни становились холоднее, младший брат Снежного Цветка пришел однажды и заклеил решетчатое окно бумагой. И все же сырость проникала в дом. От постоянного холода у нас пальцы коченели и становились красными. Три девушки боялись жаловаться. Так продолжаться больше не могло, поэтому я предложила перебраться в кухню, где мы могли бы согреться у жаровни. Мадам Ван и мать Снежного Цветка уступили мне, и это снова показало, что у меня теперь есть власть.
Я приготовила книгу для третьего дня свадьбы Снежного Цветка давным-давно. Она была полна приятных предсказаний о будущем Снежного Цветка, но теперь все это потеряло смысл. Я начала все сначала. Я вырезала кусок синей материи, чтобы сделать обложку для книги, вложила туда несколько листов рисовой бумаги и прошила переплет белыми нитками. На первой странице, по углам, я наклеила узоры из красной бумаги. Первые страницы предназначались для моей прощальной песни, обращенной к Снежному Цветку, следующие — для моего представления Снежного Цветка ее новым родственникам, а остальные оставались пустыми, чтобы она могла написать там что-нибудь сама или сделать рисунки для вышивания. Я растерла чернильную краску на камне и взяла кисточку, чтобы написать иероглифы на нашем тайном языке. Я старалась вывести каждую черту как можно красивее. Нельзя было позволить моей руке — такой нетвердой от недавних переживаний — неверно выразить мои чувства.
Когда прошло тридцать дней, настал День Печали и Тревоги. Снежный Цветок осталась наверху. Ее мать села на четвертую ступеньку лестницы, которая вела в женскую комнату. Потом мы начали петь. Несмотря на зловещую угрозу при малейшем шуме вызвать гнев отца Снежного Цветка, я повысила голос, чтобы спеть о своих чувствах и дать советы своей подруге.
«Хорошей женщине не следует презирать низкое положение своего мужа, — пела я, вспоминая «Историю о Жене Ван». — Помоги своей семье достичь более высокого положения. Служи своему мужу и повинуйся ему».
Мать Снежного Цветка и ее тетка хором повторяли эти слова. «Для того чтобы быть хорошими дочерьми, мы должны повиноваться», — пели они вместе. Слушая их слаженные голоса, никто бы не усомнился в их любви и преданности друг другу. «Мы должны оставаться в наших верхних комнатах, быть целомудренными, скромными и совершенными в нашем женском ремесле. Чтобы оставаться хорошими дочерьми, мы должны покидать наши родные дома. Это наша судьба. Когда мы уходим в дома наших мужей, для нас раскрывается новый мир — иногда лучше, иногда хуже прежнего».