«Я знаю». Снежный Цветок вздохнула. «Когда вода спокойна — рыба дышит легко, когда стихает ветер — дерево стоит крепко», — процитировала она.
«Нам нужна тихая ночь, когда будет полная и яркая луна, это придает округлость животу беременной женщины, а ей самой — чистоту».
«И когда небо ясное, — добавила Снежный Цветок. — Это говорит нам о том, что вселенная спокойна и готова к зачатию».
«И когда мы с нашими мужьями счастливы, это помогает достичь цели. Тетя говорит, что при таких условиях спариваются даже самые ядовитые насекомые».
«Я знаю, что для этого нужно. — Снежный Цветок опять вздохнула. — Но только очень трудно соединить все это в одно время».
«Но мы должны попытаться».
Во время своего первого посещения Храма Богини Гупо после нашего замужества мы со Снежным Цветком возложили дары и молились о том, чтобы все, о чем мы мечтаем, свершилось. Однако, несмотря на соблюдение всех правил, мы не беременели. Вы думаете, легко забеременеть, занимаясь постельными делами всего несколько раз в год? Иногда мой муж был так полон желания, что его семя даже не попадало мне внутрь.
Во время нашего второго посещения храма после нашего замужества мы со Снежным Цветком молились еще усердней и принесли еще больше жертв. Затем, по нашему обычаю, мы зашли к продавцу таро. Мы съели по цыпленку и принялись за свой любимый десерт. Хотя мы очень любили это блюдо, все же ели его без особого удовольствия. Мы сравнивали все наши знания и старались найти новую тактику, чтобы забеременеть.
В течение следующих месяцев я изо всех сил старалась во время своего пребывания в семье Лу угодить свекрови. В своем родном доме я вела себя, по возможности, как полагается. Но где бы я ни находилась, на меня бросали взгляды, которые я расценивала как упрек в неплодовитости. Затем, месяца два спустя, Мадам Ван вручила мне письмо от Снежного Цветка. Я подождала, пока сваха отбудет, и развернула лист бумаги. Снежный Цветок писала на нушу:
Я беременна. Меня каждый день тошнит. Моя мать говорит, это означает, что ребенок счастлив в моем теле. Я надеюсь, это мальчик. Я хочу, чтобы это случилось с тобой.
Я просто не могла поверить, что Снежный Цветок обошла меня. Мое положение было выше. Мне следовало забеременеть первой. Мое унижение было таким глубоким, что я даже не рассказала Маме и Тете о хороших новостях. Я знаю, как они повели бы себя. Мама стала бы критиковать меня, а Тетя чересчур сильно радоваться.
В следующий раз, когда я приехала к мужу, и мы занимались постельными делами, я обхватила его ноги своими и удерживала его на себе руками, пока он не кончил. Я держала его на себе так долго, что он заснул в таком положении. Я долго лежала без сна, дыша глубоко и спокойно, думая о полной луне в небе и слушая шорох бамбука за окном. Утром он отодвинулся от меня и перевернулся на бок. Но теперь я знала, что надо делать. Я протянула руку под одеялом, положила ее на его член и подождала, пока он стал твердым. Убедившись, что муж вот-вот проснется, я убрала руку и закрыла глаза. Я позволила ему сделать свое дело снова, а когда он встал и оделся, осталась лежать очень спокойно. Мы слышали, как его мать возилась в кухне, занимаясь тем, что полагалось делать мне. Мой муж бросил на меня взгляд, который говорил: «Если ты сейчас же не встанешь и не начнешь заниматься своими делами, жди серьезных последствий». Он не закричал на меня и не ударил, как могли сделать другие мужья, но вышел из комнаты, не попрощавшись. Через несколько минут я услышала тихие голоса мужа и его матери. Никто не приходил за мной. Когда я, наконец, встала, оделась и вошла в кухню, моя свекровь довольно улыбнулась, а Юнган и другие девушки обменялись понимающими взглядами.
Через две недели, вернувшись к родителям, я проснулась утром с ощущением, что дом сотрясают духи лисицы. Я добралась до ночного горшка, уже наполовину наполненного, и меня стошнило. Тетя вошла в комнату, опустилась на колени возле меня и вытерла пот с моего лица своей ладонью. «Теперь ты действительно нас покинешь», — сказала она, и впервые за долгое время пещера ее рта сложилась в широкую ухмылку.
Днем я села и сочинила письмо Снежному Цветку. «Когда мы с тобой увидимся в этом году в Храме Гупо, — писала я, — мы обе будем круглыми, как луна».
Мама, как вы догадываетесь, в течение всех этих месяцев была со мной так же сурова, как и во времена моего бинтования. Мне кажется, в этом была ее особенность — думать только о том плохом, что может произойти. «Не взбирайся на холм, — выговаривала она мне, как будто мне когда-нибудь разрешалось это делать. — Не ходи по узкому мосту, не стой на одной ноге, не смотри на затмения, не мойся в горячей воде». Мне не грозила ни одна из этих опасностей, а вот ограничения в еде были серьезными. В нашем уезде гордились острыми блюдами, но мне не разрешалось есть ничего, приправленного чесноком или перцем, потому что это могло замедлить питание моей плаценты. Мне не разрешалось есть ягненка, от этого мой ребенок мог родиться слабым; нельзя было есть рыбу с чешуей, иначе роды будут тяжелыми. Я отказывалась от всего слишком соленого, слишком горького, слишком сладкого, слишком кислого или слишком острого, поэтому мне нельзя было есть квашеные черные бобы, горькую дыню, миндальный творог, горячий и кислый суп и вообще что-либо, имеющее вкус. Мне разрешалось есть слабенькие бульоны, тушеные овощи с рисом и пить чай. Я приняла эти ограничения, понимая, что мое будущее целиком зависит от ребенка, которого я вынашивала.