Пол Гэллико
СНЕЖНЫЙ ГУСЬ
В 1936 году один малоизвестный, несмотря на 14-летний стаж, репортер построил себе дом в Южном Девоне. Событие не из примечательных, кроме двух деталей: дом он построил на самой вершине холма — «под ветрами»; и поселился в нем с одним датским догом и тридцатью тремя кошками.
Этот тихий человек словно слился с окрестной природой и растворился бы в ней навсегда, если бы неожиданно, в 1941 году, в разгар войны, не опубликовал небольшую повесть «Снежный гусь». Она разошлась почти мгновенно и сделала известным всему миру его имя — Пол Гэллико.
Родился он в 1897 году в Нью-Йорке. Немного проучившись в Колумбийском университете, попал в американский флот (Первая мировая война), где служил артиллеристом. Потом — годы в газете; одинокий дом в Сэлкоме; мировая известность и опять — военный корреспондент.
После войны и до самой смерти (в июле 1976 г.) он написал более сорока книг. Почему его так любили? В чём разгадка его бесхитростных повествований? Трудно представить себе человека, который закроет книгу Пола Гэллико — и останется прежним, и не дрогнет сердце.
Удивительное благородство чувств, вот, пожалуй, верное слово. Возвышенная простота души, проясняющая внутренний взор до понимания самого глубинного, того, на чем стоит мир. Очищающая простота.
На русском языке вышли три книги Пола Гэллико, и все — «о животных»; но как же непохожи они на обычные книги такого рода! Они напоены, пронизаны великодушием. И словно отзвук, эхо — ответная любовь и верность живых существ. Видимо, и впрямь своей любовью мы очеловечиваем их. Одушевляем. Видимо, любовь и не может быть без верности. Верность человеческая нас уже не поражает, что странно — её так мало на этом свете, — нас потрясает верность зверя, птицы.
Но ведь верен нам тот, кому мы отдадим часть своей души, и тем сольёмся воедино — и это притяжение самое сильное в мире. А мир в этой части себя словно уплотняется, обретает реальность, весомость, и уже не останется прежним, ибо любовь наша — даже самая малая, даже к птице — искупает, созидает его.
На чём стоит мир? Любовь и верность. Верность и любовь, остальное — мнимости, переливы настроения, суета и сон. И даже страдание — это отсутствие любви, иногда кажется — потеря любви. Но любовь потерять нельзя, она преображает душу до неузнаваемости, и то, что мы называем страданием, — это живая вода, проливающаяся на вскормленную любовью почву души, чтобы дать жизнь побегам — в вечность.
Пол Гэллико входит в русскоязычный мир как праздник. Как ясный покой в нашу неразбериху. Как Жизнь в наше «окамененное нечувствие». И все его книги, что уже вышли («Томасина», «Дженни», «Посейдон»), и те, что вскоре выйдут — целебное мирро на наши больные души.
Большая Топь протянулась вдоль эссекского побережья между деревней Челмбери и старинным саксонским селением Уикельдрот, жители которого издавна промышляют сбором устриц. Это один из последних диких уголков Англии — широкая низменность, заросшая травой, камышами, занятая полузатопленными луговинами и переходящая, ближе к беспокойному морю, в солончаки, илистые отмели и приливно-отливные заводи.
Кажется, вся эта пропитанная влагой земля, с ее непостоянными заводями, эстуариями, кривыми извилистыми рукавами маленьких речек, чьи устья сливаются в одно у края океана, сама поднимается, опускается, дышит, подчиняясь ежедневному ритму приливов и отливов. Пустынная, она кажется еще более одинокой от криков и стонов диких птиц, селящихся на солончаках и болотах — гусей, чаек, чирков, травников, кроншнепов, чьи пути неизменно пролегают через эти места. Люди тут не живут — лишь изредка можно увидать какого-нибудь охотника за пернатой дичью или сборщика устриц, продолжающих древний промысел своих предков, известный здесь задолго до того, как норманы пришли в Гастингс.
Цветовая гамма тут состоит из различных оттенков серого, голубого и приглушенно-зеленого — так холодный сдержанный цвет неба отражается во время долгих зим множеством береговых вод и болотами. Но иногда на рассвете или в часы заката земля и небо бывают озарены золотым и красным огнем. Неподалеку от одного из извилистых рукавов маленькой речки Элдер протянулась стена старой дамбы, мощная, гладкая, без единой бреши, надежный оплот земли против наступающего моря. На добрых три мили уходит она от Северного моря в глубь солончака и там поворачивает на север. С этой стороны вид у нее обветшалый и разбитый. В одном месте образовалась брешь, и голодное море устремилось в нее, завладев частью земли, дамбой и всем, что там находилось.