У некоторых из них были подрезаны крылья, чтобы они оставались в заповеднике и могли сообщить своим диким собратьям, появляющимся в этих местах в начале зимы, что здесь их ждут безопасная стоянка и пища. Многие сотни птиц прилетали и оставались с ним всю холодную зиму с октября до ранней весны, когда снова возвращались на север к своим гнездовьям.
Раедеру достаточно было знать, что когда налетают штормовые ветры, или подступают морозы и отыскивать корм становится все труднее, или когда в отдалении гремят ружейные выстрелы, его птицы находятся в безопасности; что он собрал у себя в заповеднике, под опекой собственных рук и сердца, все это множество диких и прекрасных созданий, которые знали его и доверялись ему.
Весной они подчинялись зову севера, но осенью возвращались назад, гукая, гогоча и перекликаясь в осеннем небе, чтобы покружившись над старым маяком, опуститься на землю где-нибудь поблизости и снова сделаться его гостями — он сразу узнавал этих птиц, хорошо помня их с прошлого года.
И Раедер был счастлив, потому что знал, что где-то в глубине их существа жила память о нем и его надежном приюте и что эта память уже стала частью их самих и, с наступлением серых небес и северных ветров, будет неизменно присылать их к нему обратно.
В остальном же сердце его и душа были отданы живописи — он писал эту дикую местность, в которой жил, и ее обитателей. Картин Раедера сохранилось совсем немного. Он ревниво припрятывал их, складывая сотнями в самом маяке и в кладовых наверху. Они никогда не удовлетворяли его — как художник он был бескомпромиссен.
Однако те, что все же нашли покупателя, можно с полным правом назвать шедеврами. В них было мерцание и сложные оттенки отраженного болотами света, ощущение полета, энергия птичьих крыльев, противостоящих утреннему ветру, под которым гнется высокий болотный тростник. Он писал одиночество, запах холодного, просоленного воздуха, нестареющую вечность болот, их диких обитателей, гусиные стаи на рассвете, поднимающихся в воздух вспугнутых птиц и прячущиеся ночью от луны крылатые тени.
В один из ноябрьских дней, спустя три года после появления Раедера на Большой Топи, к его студии на маяке подошла девочка. Она пришла к нему по дамбе и держала что-то в руках. На вид не старше двенадцати лет, она была худая, чумазая, робкая и пугливая, как птица, но при всем при том призрачно красивая, ни дать ни взять — болотная фея. Она была настоящая саксонка, широкая в кости, светловолосая, с крупной головой, до которой телу еще только предстояло дорасти, с глубоко посаженными фиалкового цвета глазами.
Она отчаянно боялась этого уродливого человека, к которому решилась прийти, ведь о Раедере уже начинали ходить слухи, и местные охотники ненавидели его за то, что он становился им поперек дороги.
Но сильнее страха была сейчас забота о другом существе. Где уж она почерпнула эту уверенность, но детское ее сердце не сомневалось, что поселившийся на маяке «людоед» обладал волшебной силой и мог излечивать попавших в беду птиц и животных.
Она никогда еще не видела Раедера живьем и уже готова была кинуться в бегство при виде его темной фигуры, возникшей на пороге студии при звуке ее шагов, — черная голова, такая же черная борода, уродливый горб, скрюченная птичья лапа.
Так она стояла, уставившись на него, как потревоженная болотная птица, готовая в любой момент сняться с места и улететь.
Но голос его, когда он обратился к ней, был глубоким и добрым.
— Что случилось, дитя?
Она продолжала стоять на месте, потом робко приблизилась. То, что она держала в руках, оказалось большой белой птицей, совсем неподвижной. На белом оперенье и на куртке девочки, в том месте, где она прижимала свою ношу к груди, были видны пятна крови.
Девочка переложила птицу к нему на руки.
— Я нашла ее, сэр. Подбитую. Она еще жива?
— Да. Я думаю, что да. Заходи, дитя, заходи.
Держа птицу в руках, Раедер вошел в студию и положил ее на стол, где она еле заметно пошевелилась. Любопытство взяло верх над страхом. Девочка перешагнула порог и оказалась в хорошо протопленной комнате, сверкавшей развешанными по стенам разноцветными картинами и наполненной странным, но приятным запахом.
Птица встрепенулась. Здоровой рукой Раедер расправил одно из ее огромных белых крыльев. Конец его был украшен черной каймой. Раедер залюбовался и спросил:
— Где же ты нашла ее, дитя?
— На болоте, сэр, там были охотники. А… А что это за птица, сэр?
— Это снежный гусь, из Канады. Вернее, гусыня. Но каким таким образом она оказалась здесь?