Название, похоже, мало что говорило девочке. Ее глубокие, сверкавшие с худого перемазанного лица фиалковые глаза были с тревогой устремлены на раненую птицу. Она сказала:
— Вы можете вылечить ее, сэр?
— Да, да, — сказал Раедер. — Постараемся. Давай-ка помоги мне.
На полке были ножницы, бинты, лубки, и он управлялся со всем этим удивительно ловко, даже скрюченная «птичья лапа» не оставалась без дела.
Он сказал:
— Да, ее подстрелили, бедняжку. Перебита нога и конец крыла, но не так уж сильно. Придется подрезать маховые перья, так чтобы можно было наложить повязку, но это ничего — весной перья отрастут, и она снова сможет летать. Привяжем крыло поплотней к туловищу, так чтобы она не могла шевелить им, пока оно не окрепнет, а потом сделаем лубок для этой бедной ноги.
Забыв свои страхи, девочка зачарованно следила за его движениями и слушала удивительную историю, которую он успел рассказать ей, пока накладывал лубок.
Птица была молодая, ей, должно быть, только исполнился год. Она родилась далеко-далеко за морем, в северной земле, принадлежавшей Англии. И когда летела на юг, спасаясь от снега, льда и жестокого мороза, то оказалась застигнута сильной бурей, которая втянула ее в свой вихрь и стала нещадно бить и трепать. То была, действительно, страшная буря, она была сильней ее могучих крыльев, сильней всего на свете. Несколько долгих дней и ночей она держала ее в своих тисках, и птице не оставалось ничего другого, как только лететь впереди нее. Когда же она вырвалась на свободу и, влекомая безошибочным инстинктом, снова устремилась на юг, то очутилась над совсем другой землей, в окружении странных птиц, которых прежде никогда не видела.
Наконец, обессиленная этим тяжким перелетом, она опустилась отдохнуть среди гостеприимного зеленого болота, но, увы, для того лишь, чтобы быть настигнутой выстрелом из охотничьего ружья.
— Не самый лучший прием для заморской принцессы, — заключил Раедер. — Мы будем звать ее La Princess Perdue — Потерянная Принцесса. Через несколько дней ей будет уже намного лучше, вот увидишь.
Он сунул руку в карман и извлек оттуда горсть зерен. Птица открыла свои круглые желтые глаза и покосилась на зёрна с интересом.
Девочка счастливо рассмеялась, но потом вдруг резко перевела дыхание, осознав в один миг, где находится, и, не сказав ни слова, выбежала из студии.
— Постой, постой! — крикнул Раедер, останавливаясь на пороге, — его темная, нескладная фигура казалась теперь заключенной в раму. Девочка уже была на дамбе, но, услыхав его голос, замедлила шаг и обернулась.
— Как тебя зовут?
— Фрит.
— Как? — переспросил Раедер. — А, значит, Фрита. Где ты живешь?
— В рыбацком посёлке, в Уикельдроте, — она произнесла это название на старый саксонский манер.
— Ты придешь завтра или когда-нибудь еще — узнать, как дела у Принцессы?
Она помедлила, и снова Раедер подумал о диких водяных птицах в тот, полный тревоги, миг, когда они застывают в неподвижности перед тем, как подняться в воздух и улететь.
Но ее тонкий голосок все же долетел до него: «Приду!»
В следующую минуту она уже мчалась прочь, и ее светлые волосы развевались на ветру.
Принцесса быстро поправлялась и к середине зимы уже ковыляла по заповеднику вместе с дикими розоволапыми гусями, с которыми чувствовала себя лучше, чем с казарками, и научилась приходить за кормом на зов Раедера. А девочка, Фрит, или Фрита, стала на маяке частой гостьей. Воображенье ее было захвачено присутствием этой странной белой принцессы из далекой заморской страны — страна была целиком розовая, они с Раедером видели ее на карте и проследили весь бурный путь Потерянной Принцессы от ее дома в Канаде до Большой Топи в Эссексе.
Но вот, однажды июньским утром, последняя стая розоволапых гусей, откормленных и жирных после проведенной на маяке зимы, повинуясь мощному зову гнездовий, лениво снялась с места и, постепенно расширяя круги, стала набирать высоту. С ними, сверкая на весеннем солнце белым опереньем и черной каймой крыльев, летел снежный гусь. Случилось, что Фрит как раз была на маяке. На ее крик из студии выбежал Раедер.
— Смотрите! Смотрите! Принцесса! Она что, улетает?
Раедер посмотрел на небо вслед удаляющейся стае.
— Да, — сказал он, непроизвольно копируя ее манеру говорить. — Принцесса возвращается домой. Послушай. Она прощается с нами.
С чистого неба донесся тоскливый отрывистый крик розоволапых гусей и тут же более высокий и чистый звук, который было ни с чем не спутать. Стая удалялась на север и, образовав крошечную букву «v», вскоре совсем исчезла из виду.