Дзинькнуло и с треском разлетелось стекло балконной двери. В проем высунулась противотанковая пушка.
Сквозняк на мгновение развеял дым, и я увидел торчащую над нашим балконом пожарную лестницу, а на балконе — усатого пожарного, не в какой-нибудь алюминиевой кастрюле, как тетя Клопа, а в настоящей пожарной каске. Пожарник был в брезентовом бушлате, с топориком на поясе, а в руках держал, оказывается, не противотанковую пушку, а наконечник брандспойта.
Не успели мы и слово сказать, как тугая струя холодной воды ударила в горящее одеяло. Брызги окатили с ног до головы и меня, и папу, и бесстрашную тетю Клопу.
— Отставить воду! — крикнул папа. — Сами потушим!..
Пожарный тут же перекрыл подачу воды, свесился с балкона.
— Отбой! — крикнул он.
— Эй, старшина!.. Митрич!.. — донеслось с улицы. — Что там горит?
— Да какой-то чудак с папиросой уснул, одеяло сжег, — ответил старшина Митрич. — Теперь сами с женой тушат…
Я хотел сказать старшине, что мой папа вовсе не чудак, а замечательный человек, что тетя Клопа никакая ему не жена, а просто пожарник-любитель, В это время меня окликнул папа.
— Славик, быстро позвони маме, пусть приедет. Только смотри не напугай ее…
Я выскочил в коридор к телефону, набрал номер квартиры бабушки.
На мое счастье, трубку взяла мама.
— Мама! — задыхаясь от дыма, крикнул я. — Ты только не волнуйся, мы с папой горим!
— Вы с папой уже сгорели, — хладнокровно возразила мама. — Кажется, он сам об этом сказал, когда ты тащил своего Ваську на моем гипюре.
— Да нет, ма!.. Но ты только не волнуйся!.. У нас настоящий пожар! Понимаешь?.. Настоящие пожарные!.. Папа уснул с папироской, поджег одеяло. Приехали пожарные. Папа с женой одеяло тушат!…
— С какой женой?..
— Ну это… С женой!..
— Ты что ерунду мелешь?
— Я не ерунду. Старшина Митрич сказал…
— Что еще за Митрич?
— Пожарник!..
— Ты можешь толком сказать, что там у вас происходит?
Я понял, что мама не на шутку разволновалась, поэтому еще раз попросил ее:
— Ты только не волнуйся!..
— Да замолчи ты!
— Молчу!..
— А теперь говори, что там за жена?
Оказывается, маме было все равно, что я — ее родной сын, и папа — ее родной муж, — оба едва не сгорели в ужасном пожаре вместе с одеялом, хомячками и диссертацией про дома, которые можно строить без единого гвоздя. Ей важно было узнать, с какой женой папа тушит пожар!.. Да мало ли с какай!.. Я обиделся и сдержанно сказал:
— Тетя Клопа папу огнетушителем тушила, а он не работает…
— Опять тетя Клопа? Кто не работает?..
— Огнетушитель… А пожарные…
— Тоже не работают?
— Нет, что ты! Пожарные хорошо работают! Всю квартиру водой залили…
— О господи! — совсем бабушкиным голосом сказала мама. — Паркет же вздуется!.. Сейчас еду!.. С таким трудом создавала уют, и теперь все прахом!..
Пока я звонил маме, папа с тетей Клопой уже затушили одеяло, от которого остались только края, а посередине зияла огромная дыра. Тетя Клопа, забыв, что у нее на голове алюминиевая кастрюля, тряпкой собирала воду с паркетного пола и отжимала ее в ведро точно так, как вчера это делали мы с папой, когда у нас в ванной прорвало вентиль. Папа, едва натянув на мокрые трусы тренировочные брюки, подписал брандмейстеру — старшине Митричу — какую-то бумагу и принялся приколачивать кусок фанерки, вместо стекла в балконную дверь.
Раздался длинный-предлинный, захлебывающийся от торопливости звонок. Я оттянул защелку к открыл дверь.
Мама и бабушка вихрем ворвались в квартиру, а вслед за ними — почему-то тетя Клара. Все трое примчались быстрее, чем «скорая помощь», чем даже сама пожарная машина. И это было понятно: мама спешила, на пожар, как она сказала, спасать свой «уют», а вовсе не меня или папу, тем более не папину диссертацию и не моих бедных хомячков… Была она почему-то в своем лучшем платье и даже, кажется, успела в парикмахерскую забежать.
Я хотел было рассказать маме и бабушке, что у нас происходило, но тут же понял, что лучше и вовсе не раскрывать рот.
Ни меня, ни папу, ни тетю Клопу все трое ровно бы и не замечали. С самым зловещим видом и мама, и бабушка, и тетя Клара ходили по квартире с лицами как на похоронах, вполголоса обменивались короткими замечаниями.
Мама наклонилась, ковырнула ногтем паркет, едва сдерживая слезы, навернувшиеся на глаза. Она посмотрела на тетю Клару и от переживаний даже покачнулась. Тетя Клара с лицом, как будто навсегда теряла близкого человека, поддерживала ее. Бабушка причитала вполголоса: