— Ай-яй-яй-яй-яй-яй!.. Все уничтожил, все зны́щил, окаянный!.. Говорила тебе, не хозяин он! Только и звания, что строитель!..
Мама тоже что-то бормотала, вроде бы как заговаривалась:
— Пол придется перестелить, нанимать паркетчиков, циклевать, покрывать лаком… Стены переклеивать, потолок красить заново… В какую это копеечку обойдется!.. А я еще хотела в кабинет этому чудовищу финскую стенку поставить!..
Тут уж папа не выдержал:
— Мила, что ты говоришь? Это я-то чудовище?..
Мама его по-прежнему не замечала, и папа снова начал приколачивать в балконную дверь вместо стекла фанерку, хотя она и без того была надежно прибита. Папа когда что-нибудь делал, все делал надежно, как говорила мама, на века.
Мы с папой замечание насчет финской стенки пропустили мимо ушей, но тетя Клара насторожилась.
— Как финскую? — переспросила она и даже подскочила на месте, будто ее ужалили. — Где же ты ее нашла?
— С большим трудом и с немалыми комиссионными, — очень печальным голосом сообщила мама. — А теперь все эти деньги надо ухнуть на ремонт.
— И сколько же комиссионных? — вся наострившись, как лезвие бритвы, сузив глаза, спросила тетя Клара.
— Сто рублей дотации, ни много ни мало.
— Ну, это тебе просто повезло! — расширив ноздри, заявила тетя Клара. — Платят и двести!..
— У нас не такие деньги, как у вас, — тут же ответила ей мама. — Сто рублей «в благодарность» для нас и то очень много!..
— Ты что, уже договорилась? — продолжала допытываться тетя Клара. — С кем?..
Я видел, что мама колеблется, говорить ей или не говорить. Все замерли: и тетя Клара, и тетя Клопа, и бабушка. Только папа продолжал со зла бухать молотком в давно уже надежно приколоченную фанерку.
— А гарью-то, гарью как провоняло все, — отчетливо прозвучал в этой тишине бабушкин голос. — Шторы в дырках, потолок ровно в кузне.
— Ах, да помолчите, ради бога! — раздраженно сказала мама, и бабушка на полуслове поперхнулась.
— Молчу, деточка, молчу…
— Мила, — голос у тети Клары стал совсем строгим, — я тебя прошу сказать, с кем ты договорилась о финской стенке?..
— Я не уверена, что это окончательно, — не сразу ответила мама.
— Но ты ведь уже договорилась?
— Н… не совсем…
— А я, — еще строже продолжала тетя Клара, — не совсем тебя понимаю!.. Боюсь, что и Жорка, он ведь опять едет за рубеж, не совсем тебя поймет!..
Разъяренная тетя Клара, громко стуча каблуками в мокрый паркет, покинула нашу переживающую столь трудные времена квартиру. Ее уход совсем доконал маму. Сначала она крикнула вслед:
— Клара!.. — Потом добавила: — А, все равно!..
Опустившись на стул, мама закрыла лицо руками, и беззвучно заплакала, а бабушка, помогая ей, затянула тоненько, как по покойнику:
— Погорельцы вы мои бедненькие!.. Сиротиночки сирые, бесталанные!..
Как раз в это время снова раздался звонок. Я открыл дверь. Вошел почтальон.
— Ценная бандероль Ручейниковой Людмиле Ивановне, — сказал он.
Мама тут же вскочила, как на пружинках. Она расписалась в квитанции, дала почтальону целых пятьдесят копеек и, торопясь, вскрыла небольшую бандероль, всю заклеенную заграничными красивыми марками. В упаковке была очень красивая коробочка, а в коробочке — великолепные огромные-преогромные очки.
Увидев их, мама даже вскрикнула от радости. Она тут же померила их перед зеркалом и стала похожа на представительного Георгия Ивановича. Залюбовавшись ею, я даже рот раскрыл от удивления.
— Ну что смотришь, малыш? — очень ласково сказала мама. — Тебе нравятся мои новые очки?
— Очень, мамочка!
(Попробуй скажи, что не нравятся…) Но мне сейчас, и правда, все в ней нравилось, потому что я тоже, как и мама, люблю новые вещи. А вот папа у нас говорит, что больше привыкает к старым. Нравятся ему, конечно, и новые… Жаль только, что нечасто они у нас появляются. Не то что у тети Клары…
Мама сняла очки и приложила их к моей переносице, потом опять надела их и стала проверять перед зеркалом, как ей больше идет, когда очки надеты ближе к кончику носа или когда к переносице?
В это время ее окликнула бабушка:
— Мила! Ну что ты там перед зеркалом вертишься? Ты посмотри сюда! Ты только посмотри!..
Мама оглянулась: бабушка кивком головы показала ей на тетю Клопу. Обе — и мама и бабушка — громко расхохотались.
— Ничего смешного, — догадавшись, почему они смеются, с достоинством сказала тетя Клопа.
Красивым движением красивой руки тетя Клопа сняла с головы алюминиевую кастрюлю и гордо встряхнула своими красивыми, как она думала, медно-красными волосами.