— У вас нет программы по телику? — тут же спросила Наташка. — Ой, какой симпатичный хомячок!..
— Слава, поищи, пожалуйста, программу, — вовсе не прыгая от восторга, сказал папа.
Я прикрыл свои джинсы газетой и пошел в другую комнату, где у нас стоит телевизор, а когда вернулся, Наташки уже и след простыл, и папа наконец-то сел за свой стол.
Всегда она так! Совсем непонятная девчонка!.. Ну и ладно, ушла и ушла — меньше трескотни и шума…
Я посадил Ваську в ящик из-под посылки, он тут же принялся умываться и приводить свою шерстку в порядок. Ну до чего же потешно он это делал! Потрет, потрет лапками мордочку, а потом еще и бока и грудку огладит. Я, пока были каникулы, даже забыл, какой у меня Васька. А оказывается, красивее и милее во всей Москве зверька не найти!..
Нос у него розовый, с двумя дырочками, уши тоже розовые, а когда поднимет мордочку, видны длинные, идущие сверху вниз желтоватые резцы, потому что Васька — грызун. Глазки как бусинки, круглые, блестящие, и усики дрожат… Самое смешное у Васьки — защечные мешки. Он в них столько может всяких запасов натолкать: кусочков моркови, семечек, орехов, сухарей, хлеба, что просто диву даешься, как туда все это помещается… Набьет свои торбы, убежит куда-нибудь в укромный уголок и начинает разгружать свое богатство: станет на три лапки, а четвертой, задней, надавливает на свои рюкзаки от щеки к носу… А уж жадный, спасу нет! У всех на виду никогда ничего не съест. Обязательно заберется куда-нибудь подальше, сядет «спиной ко всему миру» и сидит, сухариком или орешком похрустывает, жмурится от удовольствия, наслаждается жизнью.
Порывшись в карманах, я дал Ваське припасенный для него орех фундук, очищенный от скорлупы. Он поднялся на задние лапки, взял орех передними, отвернулся от меня и стал быстро-быстро его грызть, смешно двигая щеками и усиками. Все кости у него на голове так и заходили ходуном под тонкой рыженькой шкуркой. Пока я разглядывал своего Ваську, папа что-то там считал у себя в кабинете, бормотал какие-то числа, крутил ручку арифмометра, а потом и меня к себе позвал.
— Ты понимаешь, — радостно сообщил он, — сегодня у меня замечательный день! То, что полгода искал, вдруг само пришло! Вот посмотри!.. Вот это — бетонный блок… Это — его гнездо… Вот этот выступ должен опуститься в гнездо. Понимаешь? А при монтаже, чтоб все на место сразу стало, арматуру удерживает вот эта защелка!..
— Ух, как здорово! — на всякий случай сказал я, хотя не очень-то понял, где там на чертеже в перепутанных линиях «бетонный блок», а где «защелка».
— Ну ладно. Ты посмотри в холодильнике, может, что-нибудь найдешь, а я тут еще немного посчитаю…
— А мойка? — спросил я. — Все равно ведь придется ка место ее ставить…
— Ах, да, мойка… — Папа как-то сразу загрустил. — И кто их только выдумал, эти мойки! Жили ведь люди, носили воду с реки деревянными бадьями, мылись в бочках или ушатах, парились в печках, — и ничего у них не ломалось, не портилось!.. Понаизобретали на свою голову!.. Ну ладно… Видно, деваться нам с тобой некуда. Пусть твой Васька ужинает, а мы будем ликвидировать этот разгром.
Папа и кряхтел, и морщился, все поглядывая на свой письменный стол, а мне очень понравилось его предложение: он так редко проводил время со мной…
Но только мы начали ставить на место «Белый домик», мойку, соединять и замазывать цементом черные кривые трубы, как услышали оба, что кто-то к нам вошел: это Наташка, когда прибегала с букетиком, наверняка не закрыла как следует дверь.
Мы с папой вышли в коридор и увидели, что дядя Коля с перепуганным видом поднимает с полу календари и быстренько вешает их на свои места, в ряд по вертикали, закрывая перевернутые вверх тормашками букеты цветов.
— Вот-вот, — увидев, чем он занят, сказал папа, — ты с обоями опыты проделываешь, а у меня от твоих мичуринских букетов вся семейная жизнь вверх тормашками пошла!
— Ну, Яковлич, ну не сердись, — слезая со стола, смущенно забормотал дядя Коля. — Сам знаешь, дело после получки было… Вот они, букеты-то, на голову и встали…
— А сам ты на голову не встал? — спросил его папа. — Ладно уж, скажи лучше… Вроде ты сегодня Генку Купи-продай поминал?
— Так ведь опять, стервец, — с возмущением сказал дядя Коля. — Взял его на поруки, а он…
— Да! — спохватился папа. — Совсем забыл! Ну-ка, сбегай, сынок, купи хлеба!
Я, конечно, сразу понял, что дело тут совсем не в хлебе. Взял у папы деньги, выскочил за дверь и немного задержался: очень мне было интересно, что там они будут говорить про Генку.