– Мир ветшает, – сказал крокодильчик и, подхватив мальчика зубами за воротник, усадил на спину Пекматы, которая двинулась через площадь. – Верхние его сферы разрушаются и стремятся вниз, чтобы заслужить благосклонность госпожи Неи.
При этих словах Ром почувствовал, как Пекмата начала расти вверх и увидел, что возвышение посреди площади, хоть и похоже на бугор, но еще более похоже на яму, каким-то невероятным образом прикинувшуюся бугром.
– Да-да, ты прав, – бодро сказал крокодильчик. – На самом деле это не бугор, а яма. А точнее – зрачок госпожи Неи, в который она следит за всем, что делается наверху. Присмотрись внимательнее к площади и ты увидишь, что вся она – глаз. Бессонный глаз, всегда смотрящий вверх.
Мальчик окинул быстрым взглядом площадь и убедился, что это так. То, что люди принимали за мостовую, было поверхностью громадного желтоватого глаза с черным, как бы вывернувшимся наружу, зрачком посередине.
– Ничего себе! – воскликнул Ром. – Как же это глаз терпит столько всякой всячины на себе? Когда в мой глаз попадает соринка, хочешь – не хочешь – сразу слезы текут, а тут столько всего!
– Настанет день, и глаз закроется. – сказал сзади вибрирующий, как металлическая пластина, голос.
– А что же тогда будет с людьми? – спросил Ром, оборачиваясь. Он думал, что с ним разговаривает крокодильчик – только голос зачем-то изменил —, но тотчас понял, что ошибся.
– С людьми будет то, что они заслужили, – сказал тот же вибрирующий голос из телефонной трубки, висевшей в воздухе.
Ром протянул к ней руку, чтобы взять, но трубка презрительно фыркнула и улетела с видом оскорбленного достоинства. Как ей удалось, не меняя ни цвета, ни формы, показать это оскорбленное достоинство, оставалось только догадываться.
– Что это с ней? – удивился Ром.
– Она гордая, – сказал крокодильчик.
– Гордая? А чего же тогда с первым встречным разговаривала?
– Ты спросил. Она ответила. Но это вовсе не значит, что ее можно хватать! Ты, что же, всех, кто с тобой разговаривает, считаешь возможным тут же хватать?! Тебя, вообще-то когда-нибудь учили правилам приличного поведения?
– Но она же всего-навсего трубка! – рассердился Ром. – Она для того и предназначена!
– Ба! Да ты еще и циник! Час от часу не легче! А что ты знаешь о предназначении, о котором рассуждаешь с таким безрассудством и беспримерной дерзостью?!
Не желая продолжать, как ему казалось, пустые споры, мальчик стал смотреть вниз, где происходило немало весьма занимательного. Во-первых, он заметил, что глаз, который люди принимали за мостовую, постоянно меняется и движется, словно песчаное дно на мелководье стремительной реки. Во-вторых, он понял, что некоторые перемены в нем зависят от людей. По крайней мере, там, где людей было меньше, глаз был зеленее и спокойнее. А там, где людей скапливалось особенно много, и они суетились, глаз подрагивал и светился.
Нескончаемое движение внизу, было подобно движению гигантской карусели, смешавшей все и вся: и черных африканцев, и желтых азиатов, и розовых европейцев с загадочно клекочущими грифонами, мирно дремлющими длинноухими единорогами, пышноусыми черепахами и прочими существами и созданиями, названия которым вряд ли можно сыскать в людских языках.