Так же, как и смертные, боги не могут любить мост. Появилась богиня снегов, прошла по мосту и расплакалась. Ее слезы падали и замерзали. Яркими жгучими искорками они рассыпались по небу. Они образовывали узоры, картины, которые рисовал для богини пастух. Поэтому мы видим созвездия. Звезды рассказывают о его воспоминаниях, которые теперь принадлежат и ей тоже. Мы все еще видим их, когда смотрим ночью вверх, на черный мост, покрытый снегом.
Арин молчал. Выражение его лица прочесть было невозможно. Мать гадала, почему он попросил ее рассказать именно эту сказку. Его глаза казались старше, чем он был на самом деле, но его рука, которой он прикоснулся к ее сатиновому рукаву, — совсем маленькой. Арин играл с материей, наблюдая, как она колыхалась и блестела. Мать осознала, что все-таки забыла о бале и ожидающей карете.
Пришло время уходить. Она поцеловала сына.
— Анирэ выйдет замуж за принца? — спросил Арин.
Она подумала, что теперь поняла, почему его интересовала эта сказка.
— Не знаю.
— Она уедет и будет жить с ним.
— Да. Арин, братья и сестры, даже боги, могут быть жестоки друг к другу. Поэтому ты попросил меня рассказать сказку о богине снегов и ее брате-сестре луне? Анирэ дразнит тебя. Она может вести себя бездумно. Но она любит тебя. Когда ты был ребенком, она так нежно держала тебя на руках. Иногда отказывалась отдать тебя мне.
Его обеспокоенный взгляд опустился, и он тихо сказал:
— Я не хочу, чтобы она уезжала.
Она отвела с его лица волосы и стала говорить ему ласковые и нужные слова и готова была отправиться на королевский бал с легким сердцем, но Арин мягко взял ее за запястье.
— Амма… пастух ведь не был плохим, правда?
— Правда.
— Но он был наказан.
Она сказала беспечным голосом:
— Все мальчики должны помнить свои молитвы, верно?
— А если я буду помнить, но как-то еще прогневаю богов?
— Дети не могут прогневать богов.
Широко раскрыв глаза, так что ей была четко видна их серебристая радужка, он спросил:
— Я родился в год смерти, но не был отдан ей. Она не прогневалась?
Внезапно она в полной мере осознала, чем на самом деле привлекла его сказка о богах.
— Нет, Арин. Правила ясны. Я имела право дать тебе имя тогда, когда пожелала бы.
— Что, если я принадлежу ей все равно, когда бы ты меня ни назвала?
— А что, если так и есть, и это значит, что она держит тебя в своих руках и никому не позволит причинить тебе вреда?
Мгновение он молчал, а потом пробормотал:
— Я боюсь умереть.
— Ты не умрешь. — Она заставила свой голос быть жизнерадостным и уверенным. Ее сын воспринимал все слишком близко к сердцу и был нежным до глубины души. Это волновало ее. Ей не следовало рассказывать эту сказку. — Арин, ты помнишь про секрет?
Он слегка улыбнулся.
— Да.
Она собиралась рассказать ему, что кошка повара родила котят. Но что-то в его осторожной улыбке тронуло ее сердце, и она наклонилась к его уху. Она сказала то, что никогда не следует говорить ни одной матери, однако это было правдой. Гораздо позже, когда к ее горлу прижимался валорианский кинжал, и до последнего нажатия оставалось мгновение, она вспомнила об этом и была рада, что не промолчала.
— Тебя я люблю больше, — сказала она.
Она положила ладонь на его теплый лоб и благословила его сны. Затем она еще раз поцеловала сына и вышла.