– Какой ещё бальзам? – Гермиона фыркнула, когда Рона заботливо погладили по голове и чмокнули в висок, и перевела взгляд на Гарри.
– Я бы тебе объяснил, но ты ведь не даешь мне и слова…
Он не договорил – судя по тому, как поджались губы девушки, а лоб наморщился, скоро в ход могли пойти и кулаки. Так рисковать совсем не хотелось.
– Так объясняй, – потребовала Гермиона, скрестив на груди руки.
– Может, мы… ну, присядем? – осторожно предложил Гарри.
Девушка не сдвинулась с места, продолжая буравить его взглядом, и ему осталось лишь сделать глубокий вдох и начать. Давно Гарри так быстро и подробно не излагал своих приключений. Разве что на первых курсах, преисполненный возбуждения. Но сейчас события обретали форму и срывались множеством звуков с его губ, точно от этого зависела жизнь.
Он говорил про страх за друзей и желание держаться от них подальше, отчего руки Гермионы ослабли и соскользнули с груди. Говорил про их первое решение с Роном уличить Малфоя и его дружков в отравлении, про неуместное заявление друга о том, что Гермиона девушка Гарри, и его собственную выходку потом с Лавандой. Уголок рта Гермионы дрогнул, но она удержалась от кривой улыбки. Говорил про неудачу и жуткий страх за подругу, когда ей кто-то навредил. На лбу Гермионы разгладились складки. Говорил про новый план и помощь друзей – это они носились по школе и наконец вышли на Брил из Слизерина, которая изготовила яд. Губы Гермионы разомкнулись, но она удержалась от вопроса, похоже, больше желая дослушать. У Гарри пересохло в горле. Едва переводя дух, он сглотнул прежде чем заговорить о Ромильде.
– Я притворился, что она мне нравится, делал ей комплименты, мы разболтались, а потом я пожаловался, что кто-то хочет мне навредить, а она купилась и рассказала про Маклаггена. Утверждала, что это он её заставил приобрести яд для каких-то своих целей. А потом… Оказалось, что она соврала. После разговора с Кормаком всё встало на свои места. Он хотел получить место капитана, а Ромильда – меня. Только и всего.
Гермиона молчала, и Гарри казалось, что земля уходит у него из-под ног – неужели она ему не верит? Ведь сейчас он как на духу выложил ей всю правду!
– Да, мы целовались! – с чувством признал он, готовый хоть к череде новых ударов, чем к такому ужасному наказанию в виде безмолвия. – Когда Кормак мне всё рассказал, я должен был её как-то проучить и… позвал прогуляться по замку. Как и предполагала Лаванда, она кинулась ко мне целоваться! Вот и всё!
Вместе с Гарри замолкла и вся гостиная, точно только Гермиона здесь решала их судьбу. Она же шумно вздохнула и наконец просто сказала:
– Ну, ты и дурак.
У Гарри отлегло от сердца – девушка хотя бы на него не злится, и то хорошо – и он заметил, что Парвати в углу что-то показывает ему жестом, как будто бы куда-то гонит, то же почему-то делает и Симус. Гарри нахмурил лоб, не понимая, о чём это они. И парень, и девушка выразительно скосили глаза в сторону Рона и Лаванды. Эти двое, как и всегда, сидели в обнимку. Гарри вопросительно приподнял брови.
– Уж можно было и просто всё рассказать, а не городить столько лжи, – не замечая немых разговоров, продолжила с упреком Гермиона. – Ты хоть представляешь, сколько всего я успела надумать?
Парвати за её спиной поджала губы, демонстративно дошла до Симуса и уселась к нему на колени, на что парень преспокойно приобнял её за талию к удивлению Дина. От этого и до Гарри наконец стало доходить, что они пытались сказать.
– Ты меня вообще слушаешь?! – заметив, что с ним опять что-то творится, рассердилась Гермиона.
– Да, – тут же сказал Гарри и прямо взглянул в стёкла её тёмных очков. – Прости, что я тебе солгал. Я совсем не хотел тебя рассердить или расстроить. Просто… хотел лишь оградить от всего.
Гермиона, тронутая такой откровенностью, замолчала, и Гарри не упустил свой шанс. Прямо на глазах у всех присутствующих в гостиной он заключил её в объятия и вовлёк в поцелуй. Послышалось, как мило охнули несколько девчонок, как присвистнул кто-то из парней, как кто-то похлопал в ладоши, как что-то упало и покатилось. Как оказалось позже, это Рон обронил одну из шахматных фигур, поскольку он оказался единственным в гостиной Гриффиндора, у кого чуть не отвалилась челюсть.
– Вообще-то я ненадолго отлучилась…
Отстранившись, Гермиона покраснела и засуетилась в поисках выхода. От волнения она снова стала выглядеть невероятно милой, что Гарри заулыбался и позавидовал самому себе.
– Хорошо, тогда я тебя провожу, – нашёлся он, хватая её за руку и увлекая к портрету Полной Дамы.
На лестнице он не дал ей возможности сбежать и притянул к себе снова, но Гермиона осталась непреклонна, даже когда его губы оказались совсем близко.
– Только не думай, что чем чаще ты это делаешь, тем быстрее я всё забуду, – с деланной твёрдостью предупредила она, как бы не обращая внимания на трепет собственного же тела.
Гарри с трудом удержался от улыбки.
– Э-м… я и не думал.
– Вот и хорошо!
Уже на третьей, несущей их выше, лестнице её пальцы крепче сжали его ладонь, но Гермиона сделала вид, что её крайне заинтересовали разные портреты на стенах, а Гарри просто отвернул голову, пряча улыбку. У больничного крыла они наконец остановились, чтобы попрощаться.
– Ну, я пошла, – помедлив, сказала Гермиона, но Гарри не выпустил её ладони из пальцев. – Что?
– Может… мы всё-таки погуляем? Ну, как только тебе будет можно, – тут же добавил он, изобразив саму серьёзность.
– Может и погуляем, – неохотно ответила Гермиона, старательно отводя при этом взгляд, и быстро скрылась за дверью.
Гарри какие-то мгновения ещё находился на месте, глупо улыбаясь и чувствуя при этом себя счастливым, а потом двинулся обратно. Не успел он и уйти, как за дверью послышался вскрик, и в коридор выскочила напуганная Ромильда, а следом за ней и дружная стайка очень ярких и милых, но агрессивно настроенных жёлтых канареек. Гарри услужливо пропустил девушку к лестнице первой и решил постоять до возвращения магического механизма. Спешить вроде бы было некуда.
========== Эпилогом ==========
Комментарий к Эпилогом
Друзья, сердечное спасибо за добрые слова и поддержку, вы опьянили меня своим теплом.
Гермиона не заметила, как пролетело несколько дней. Гарри свободно навещал её днём и тайно вечером, приносил учебники и сладости. Если днём они больше болтали или разбирались с каким-то из предметов, то ночью тихо лежали рядом друг с другом, точно такая близость была непозволительной, и любой внезапный звук мог её нарушить. Гарри отличался нежностью и безошибочно угадывал любое волнение, отчего ни разу не напугал. Припоминая некоторые разговоры когда-то с девочками, Гермиона криво улыбалась, гордо считая, что её Гарри не из тех бесчувственных нахалов, что сразу лезут под юбку. Всему своё время, и у них всё точно будет. Иногда днём она старательно делала вид, что сосредоточена на новостях или учебе, а сама, пользуясь темнотой стекол очков, не сводила глаз с лица друга. Ей нравилось, как Гарри скромно улыбается или как забавно морщится его лоб, когда он пытается что-то сообразить, но при этом не может признаться, что зашёл в тупик. Ей нравились его вечно непослушные волосы – казалось, их укладка, если она и существует, всё только испортит. Гарри неповторим, и Гермиона иной раз ловила себя на мысли, что безумно рада, что они стали ещё ближе. Он привнёс что-то важное (если не самое главное) в её жизнь.
По окончании этих дней мадам Помфри объявила, что можно дать глазам и нагрузку побольше. Гарри сидел на стуле рядом и волновался не меньше Гермионы. Она очень медленно открыла глаза и без каких-либо болезненных ощущений увидела его при свете дня, и широко улыбнулась.
– Гарри!