— Тук-тук, — раздается от калитки, о старый забор опирается Степановна, соседка, похоже услышала наш разговор, потому что тоже поддакивает деду:
— Дедушка твой прав, Аленушка, оставь уже Лиду, займись своей жизнью. А я за молочком, Михалыч.
— Сейчас принесу, — кряхтит дед и уходит в дом, а его место занимает соседка.
— Алёнушка, я тебе серьезно говорю, займись своей жизнью, не теряй времени. Проклятие матери висит над тобой, как дамоклов меч.
— Какое проклятие, — удивляюсь словам бабы Зои, с чего вдруг твои обвинения в сторону моей мамы.
— Она ненавидит тебя, всегда приезжает и клянет, чтоб тебе пусто было, чтобы ты проклятый род не продолжила. А слова, они знаешь, силу какую имеют, особенно сказанные в гневе.
— Я не верю в такую чепуху, баб Зой, я врач, — отвергаю уверения пожилой соседки и встаю, надо лечь пораньше, завтра чтобы успеть на первый автобус до города.
— Ну и зря не веришь. Материнское слово самое сильное. Как бы не остаться тебе без семьи, без детей. Вот смотрю на тебя, ты же даже не целованная еще, да и нет у тебя желания с парнями любовь крутить. Так?
— Ну, может и так, только мне пока некогда любовь крутить. Спокойной ночи, — бурчу я, откидывая штору на дверном проеме, чтобы уйти в дом.
Глава 7
Уже скрывшись в сенях, слышу, как дед выговаривает соседке:
— Степановна, ну чего ты всякую муть несешь? Не трогай девчонку, ей и так плохо, мечется вон, даже не хочет выходные догулять, завтра в город едет, врача искать…
— Да пустое это! Сам знаешь, недолго Лидушке осталось, сама себя добивает, и девчонку за собой тащит, эгоистка.
— Да тьфу на тебя, старая! — рычит дедушка, и его довела своими дурацкими разговорами. — Иди уже, язва!
Я пол ночи не могла заснуть, все не шли из головы пророчества соседки. Да, я помню, как мама кричала мне — «будь ты проклята!», когда папа ушел. Только я не придала словам значения. И мне правда не хочется влюбиться, будто нет в этом потребности. Все мои подруги давно по нескольку парней поменяли, одна я не знаю прелестей любви. Мне нравится учиться!
Утром уезжаю первым рейсом, разбитая и не отдохнувшая, дремлю всю дорогу. По приезду в город сразу иду искать старого Гриня, уж он-то должен знать врачей, которые знают все об онкологии.
— Давай карту, я покажу кое-кому, говорит «мертвый доктор», но я только развожу руками. Нет ничего. Только мои наблюдения.
— Мама не ходила в больницу и анализы не сдавала, и вряд ли пойдет… — глотаю слезы от отчаяния. До меня вдруг доходит, что правы и дед и его соседка, если человек не хочет лечиться, то силком это не сделаешь.
— Не реви, красота, всю синеву из глаз смоешь, — ласково поддевает Гринь. — А если серьезно, то тут два варианта.
— Какие? — смотрю сквозь пелену, надеясь, что и этот человек не скажет, оставь в покое мать и живи дальше.
— Оставь пока ее. Скоро твоя мать не сможет терпеть боль и пойдет к врачам, вот тогда мы ее, тепленькую еще, приберем к ручкам.
Фыркаю. Какой доктор, такие и шутки. Куда ждать? Тут промедление смерти подобно.
— Мой тебе совет — иди фельдшером на «скорую», денег зарабатывай пока, опыта набирайся. Потому что знаю я таких больных, раз твоя мама так себя ведет, ее ни один врач не вылечит. Ну нет у нее желания жить.
Я только горестно вздыхаю и кручу железную кружку с чаем. Мужчина подвигает мне тарелку с кругляшками копченой колбасы и тонкими, почти прозрачными квадратиками сыра, но мне кусок не лезет в горло. Я не отступлюсь! Кто бы мне что не говорил.
Глава 8
Я устроилась фельдшером на станцию «скорой помощи», учиться у меня времени не было. Я сама в свободное время штудировала медицинскую литературу по онкологии, заводила нужные знакомства, благодаря дружбе с Гринем. Не бросила работу и в морге, дежурила теперь не по ночам, а сменами, подстроила специально, чтобы можно было работать и там, и тут. Но денег все равно не хватало, чтобы откладывать на лечение маме, пришлось снять койку у одинокой старушки.
Постоянно созванивалась с дедом, расспрашивая его о маме, в мельчайших подробностях, приехать же не могла. Успокаивало одно, что за три месяца, что прошли с последней поездки в родной городишко, маме не стало хуже, значит поживет еще. Каждую получку я почти полностью отправляла дедушке, боялась, что здесь потеряю или украдут. Он тоже помогал копить.
Так прошло полгода, я стала задумываться, что пора искать более высокооплачиваемую работу. Но и уходить со «скорой» не хотелось, мне нравится наша бригада, мы сработались так, что стали как семья. Единственное не нравилось, что в этой работе, это смерти, которых было слишком много.