Вырванное хрустальное сердечко, усыпанное каплями крови.
– Охренительное признание… – шепчет Ирка.
Слезы текут рекой.
«Надеюсь, я внес свою лепту в ваше счастливое будущее, и все было не зря!»
И его дрожащие белые губы. Сжатые до хруста челюсти. И презрительный взгляд. В котором, на самом деле, боли не меньше, чем во мне.
Ну почему же ты такой дурак, Макс!!
– Что теперь делать!?... – закрыв глаза, я ложусь спиной на стекло.
А я как приклеенная повисла на Давиде! Дура, глупая дура!
«Верь только мне...» и глаза его… А я поверила всем вокруг, кроме него!
– Алиска… – тормошит меня Ирка. – Да простит меня семья… Догони его!
Ну, конечно! Спасибо тебе, Ирка, сама я – давно ничего не соображающий комок нервов, оглушенный таблетками.
Подхватив цветы, я несусь на улицу как есть, стараясь не попасться на глаза Давиду, чтобы тот не остановил меня. Холодный ветер бьет в лицо, я застываю на пустой ковровой дорожке, разглядывая паркинг. Машины внизу слились в одну массу. А я ведь совершенно не представляю, какая у него машина. Она все время была под шапкой снега. Что-то крупное… Пытаюсь вспомнить, отыскивая подходящие по размеру – черные, белые, красные… И почти все крупные!
Делаю несколько шагов по лестнице вниз, кожу жжет холодом до боли. Оглядываюсь на двери. Взять одежду не получится, номерки у Давида. Спустившись к паркингу, медленно иду между машинами. Стекла большинства затонированы.
Где ты?…
Он медленно проезжает прямо мимо меня. Демонстративно уставившись вперед. Не останавливается…
Я выхожу на дорогу, глядя вслед его машине.
Все? Это все??
Он больше не хочет меня знать – доходит до меня.
Кто-то сигналит сзади, я растерянно делаю шаг на обочину. Силы, которые наполняли меня, резко вытекают.
Я снова оказываюсь в машине Давида. Мне опять все равно. Прислонив голову к стеклу, подтягиваю к лицу шелковые лепестки и глажу цветы онемевшими губами. Из-под панели на меня дует горячий воздух. Но внутри мне все равно холодно. Давид больше не разговаривает со мной, задумчиво глядя в лобовое. Мы молча доезжаем до дома. Он подает мне руку, помогая выйти из машины, и сразу накидывает на плечи пальто.
– Ветка, – предусмотрительно напоминает мне Давид.
Ветка? Опять едва не врезаюсь в темноте. Притормаживаю, поднимаю глаза на злосчастный сук. Дерево в целом красивое, но эта уродливая ветка деформирует стройный силуэт, торча горизонтально от ствола. Тамара Францевна невысокая и даже на каблуках свободно проходит под ней, в отличие от всех остальных обитателей и гостей этого дома, которые периодически страдают от этого шлагбаума. Но их дискомфорт скорее радует ее. Такая мелочная демонстрация превосходства…
– Оо… Надо спилить ее! – каждый раз говорит Тамара, когда кто-нибудь получает веткой по голове. Но никогда никаких распоряжений на этот счет не дает.
Все во мне возмущается необходимости нагнуться. И я встаю как вкопанная.
Давид молча наблюдает за мной.
– Я сейчас, – разворачиваюсь и направляюсь к подсобному помещению, где что-то мастерит пожилой садовник.
– Можно? – подхватываю ножовку побольше и, не дожидаясь ответа, иду обратно.
– Что ты делаешь, Алиса? – вздыхает Давид, наблюдая, как яростно я расправляюсь с инструментом унижений. – Мама…
– … давно планировала спилить ее! – доламываю кору и отбрасываю кусок дерева в сторону. Гордо выпрямившись, я иду в дом.
– Ты перебарщиваешь, Алиса, – уже в комнате, сев передо мной в кресло, холодно возмущается Давид.
– Нет, Давид. Это ты переборщил, отдав меня на растерзание своей матери. И это она переборщила, пытаясь превратить меня в удобную для семьи декорацию. Если бы мы с тобой решали все сами, то ничего бы этого не было. Я бы не попала в этот чертов снежный плен, не встретила его. И сейчас никому не было бы больно. Ни тебе, ни мне, ни ему!
– Алиса… – опускает он глаза.
– Я надеюсь, тебе хотя бы больно? Потому что, если тебе даже не больно от этого… «Это тебе опыт на будущее», Давид, – повторяю я его слова, сказанные мне не так давно. – Решай со своей женщиной все сам. И отдай мне, наконец-то, мой телефон!
– Зачем?
– Потому что он мой! Мой!! И я буду распоряжаться сама своей жизнью. И еще! – взрывает меня окончательно. – Раз уж ты привез меня сюда, будь добр, огради от общения со своей матушкой сегодня. Я хочу побыть одна и подумать.
– Я понимаю, что это, отчасти, моя вина, – заводится он тоже. – Но с тебя это ответственности не снимает! Ты очень изменилась, Алиса.
– Нет, я наконец-то, стала самой собой, без фанатичного желания угодить во всем тебе и твоей маме. Вот такая я! – с вызовом развожу руками. – И вот такой ты – отстраненный от всего гений! Ты, тот, кто был для меня всем миром! Самый-самый! Ты так страстно возвышал физику, когда я первый раз слушала тебя, что мне вдруг показалось, что эта страсть может быть когда-нибудь направлена на меня. И я влюбилась в это! Но я оказалась не так занимательна, как твои двухфотонные распады! Мне не досталось и крох с этого шикарного стола. Розовые очки бьются стеклами внутрь…
Я пытаюсь отдышаться после своей истеричной речи, все еще не веря, что решилась это высказать ему.
– Успокойся.
– Серьезно? Просто успокоиться? Секунду, погоди, выпью таблеточку! И снова будем имитировать чувства! Потолок нам для вдохновения?
– Ты не в себе.
– Да. Это так. Но я на пути к себе, Давид. Телефон, – требую я, протягивая руку. Совершенно не нужен сейчас этот дурацкий телефон, но мне просто необходимо как-то отвоевать себя. Давид молча вытаскивает из кармана мой мобильник, протягивает его.
– Одумайся, Алиса.
Дверь в комнату хлопает.
Я падаю поперек кровати.
Все…
Глава 23 – Закончить эту историю.
Просыпаюсь я от того, что сердце Макса на длинной цепочке больно врезалось в мое. На груди остается отпечаток.
Утро встречает меня свободой в виде письма Давида и моих вещей, оставленных у двери. Письмо прижато к тумбочке ключами от машины. С каждой строчкой объем моих легких увеличивается.
«Доброе утро, Алиса!
Сегодня меня ты не увидишь. Думаю, это скорее порадует тебя, чем расстроит. У меня важное мероприятие. Я хотел отменить свое участие. Но все же решил не делать этого. Я много думал этой ночью. Ты во многом права. Мы не слишком подходим друг другу. И я не готов отказаться от своего образа жизни и нянчиться с не определившейся девочкой. Тебе придется решить эту задачу самой. Мое предложение в силе. Но я есть тот, кто я есть. Если ты готова принять это, я буду рад видеть тебя на нашей церемонии. Если нет… Вчера ты спросила, больно ли мне из-за этой ситуации. Мне неприятно. Но и вместе с тем невыразимо жалко тратить на этот простой вопрос столько времени и сил. Реши его. Как бы ты его ни решила, я искренне желаю тебе счастья. Давид».
Я падаю навзничь на кровать. Спасибо, Давид! За честность и за то, что остался самим собой.
Ни этот дом, ни маленький тиран Тамара Францевна больше не кажутся мне чудовищными. Это просто я инородна в нем. Мне становится очень спокойно. Думаю, если бы сейчас попала на ток-шоу в свою честь, где ведущей была бы Тамара, это даже не подняло бы моего давления.
За окном еще темно. Спускаюсь на кухню. Повар удивленно смотрит на меня. Я первый раз здесь.
– Доброе утро!
По-хозяйски открываю холодильник. Достаю яйца, молоко, отыскиваю в шкафах муку. Он непонимающе следит за моими действиями.
– Может, я могу чем-то помочь?
– Нет, спасибо! Я буду стряпать блинчики для мамы.
Я повторяю все, что делал Макс. Не уверена, что у меня получится так же вкусно, но мама простит недостатки моих первых блинчиков. Повар косится на меня, занимаясь своими делами. А мне все равно. Я стряпаю блинчики!