Направляясь к машинам, Складчиков сказал Дудко:
— Вот тебе и психология, Дудочка! Выходит, и с психологией можно справиться.
— Так народ же хороший! — убежденно сказал Дудко. — Психология, она, конечно… а поскреби его, чорта, так он в середке парень что надо.
Через полчаса в голове колонны громче заревели моторы. Экспедиция продолжала путь.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В вагончике экспедиции было светло и чисто. У жарко пылающей печи наслаждались теплом трактористы отдыхающей смены. Хлопотала, приготовляя им пищу, Паша. На боковых двухъярусных полках вагонного типа, укрывшись шубами, спало несколько человек.
Фанерные, пересыпанные тонким промежуточным слоем опилок стены вагончика не в силах были удержать тепло, от стен веяло холодом. Но у печки было приятно.
Поев и отогрев душу возле печки, люди быстро стаскивали валенки и, не снимая шапок, бросались под теплую тяжесть тулупов. В вагончике звенела металлическая посуда, слышались голоса беседующих, шуршали или скрипели наскочившие на камень полозья, громко храпели спящие. Вагончик вздрагивал, покачивался, подпрыгивал на неровностях, скрипел, куда-то съезжал, слегка разворачивался, выпрямлялся и вновь шел — маленькое подобие домашнего уюта, оставленного каждым жилья.
Чуть поодаль от греющихся у печки людей на скамейке сидел Абрамов и что-то записывал в блокнот. Увидя вошедшего Козлова, он обрадовался.
— А я собирался вас разыскивать. Хорошо, что пришли.
— Что-нибудь случилось? — тревожно спросил Козлов.
— Нет, все в порядке. Вот даже телеграмму в Москву и Челябинск подготавливаю. При первой возможности передам для отправки. Но скажи мне, Василий Сергеевич, сколько, по-твоему, может человек без сна оставаться в рабочем состоянии?
Абрамов уже дважды в своей обычной вежливой манере предлагал, чтоб механики и лично он, Козлов, нормально отдыхали. Сейчас он, пожалуй, сердился, хотя говорил в шутливом тоне.
— Хочешь, назови это заботой о живом человеке, хочешь, — бездушным эгоизмом: волнуется, мол, начальник экспедиции за состояние тракторов, боится, что уставшие механики не сумеют во-время предотвратить аварию. Так или иначе, а изволь организовать отдых.
— Евгений Ильич, — вырвалось у Козлова, — зачем вы так говорите? Если что и случится с машинами, так не из-за нашей усталости.
— Так ведь я тебе, Василий Сергеевич, и предложил на выбор два варианта. Не хочешь принять второй — принимай первый: заботу о живом человеке. Любой вариант меня устраивает, но только наладьте, пожалуйста, свой отдых. Кому это самоистязание нужно? К тому же сейчас все идет нормально, а впереди — перевал через Становой хребет. Сейчас только и отсыпаться.
«А ведь и в самом деле глупо», — подумал Козлов.
— Вы правы, Евгений Ильич, — коротко ответил он. — Это моя ошибка.
Абрамов встал и подошел к инженеру.
— Ну, вот и хорошо, что понял. А теперь заправляйтесь — так, кажется, механики говорят, и налаживайте отдых.
— Василий Сергеевич, пожалуйста, кушать поставлено, — радушно приглашала Паша, наливая в граненый стакан разведенный спирт.
В связи с работой при очень низкой температуре, к обеду каждому выдавалось 100 граммов спирта. Выдачей, во избежание всяких недоразумений, ведала Паша — «щедрая повариха и скупой виночерпий экспедиции», как называл ее Складчиков.
По четыре часа поспали механики, и теперь, впервые за время пути, прилег Козлов. Не снимая шапки, потеснившись в самый конец деревянных нар, чтобы оставить место еще кому-нибудь, Козлов укрылся тулупом и, покачиваясь в такт движению вагончика, закрыл глаза. Перед глазами, как на экране, проходила колонна движущихся тракторов, грузы, лица трактористов. Уходя на отдых. Козлов предупредил Складчикова.
— Если что-нибудь с трактором случится или начнется трудный путь — моментально меня буди.
— Будет исполнено! — обещал тот.
«Не подвел бы, — обессиленно подумал Козлов. — Пожалеет будить, пожалуй». Козлов хотел было подняться и попросить Пашу, чтобы разбудила в случае остановки, но сам не заметил, как уснул крепким, казалось, непробудным сном.
Громко, во всю силу здоровых легких и крепких глоток, смеялись над какой-то шуткой собравшиеся у печки трактористы, а Козлов не слыхал. Сани сползали то влево, то вправо, и голова Козлова то ударялась в обледенелую стенку вагончика, то отскакивала от нее. Но Козлов спал, как убитый. И вдруг он проснулся. Никто не будил его, стояла полная тишина. Но отчего-то сразу прошел сон, и тревожно забилось сердце. Лишь спустя несколько мгновений Козлов понял причину своей тревоги: сани стояли. Значит, что-то случилось. Быстрым движением Козлов сбросил шубу, вскочил, но почувствовав острую боль в голове, тут же упал. От резких покачиваний вагончика шапка с Козлова свалилась, и волосы крепко вмерзли в обледенелую фанерную стенку. Досадливо и поспешно оторвав волосы, Козлов оделся и вышел наружу.