— Как дела, Василий Сергеевич? — кричит тот, продолжая идти.
— Все в порядке. Я сменить вас хочу.
— С тем, чтоб я заменил вас у машин? — доносится сквозь рев метели вопрос Абрамова.
«Он еще способен иронизировать в такое время!» — думает Козлов и кричит в ответ:
— С машинами все в порядке, Евгений Ильич.
— Тогда продолжайте в том же духе! Для нас сейчас главное — вперед! А если я устану, то отдохну на тракторе.
И снова маячат по краям дороги две фигуры, и снова радиатор головной машины нацелен на белую, свистящую, ревущую мглу между двумя фонарями, и снова снуют, перебегая от машины к машине инженер и механики тракторного завода.
Чем выше поднимается колонна, тем больше лютует ветер, тем нестерпимее жжет мороз. И сидят, завернувшись в дохи, иссеченные, исхлестанные метелью, пронизанные ветром и морозом, трактористы, прочищают забитые снегом очки, яростно трут перчатками щеки, носы, подбородки — и ведут, и ведут машины. Ничто, кажется, не может вывести их из равновесия, ничто не может остановить движения мощных тракторов.
Но чем круче забирает, приближаясь к перевалу, дорога, тем чаще буксуют машины, тем чаще останавливается колонна. В яростном реве разбушевавшейся стихии, полуослепшие, потерявшие счет времени, забывшие обо всем на свете, кроме вот этих своих тракторов, которые должны идти, обязательно идти, — ведут вперед свои машины советские люди; ведут, впрягая в прицепы по два, по три, а порой по четыре трактора одновременно, с боем преодолевая каждый метр пути.
А пурга все ревет и хохочет и словно никак не может понять, почему до сих пор не погибли от мороза эти странные, невиданные машины. Почему не стоят они недвижимые, обледенелые, занесенные снегом, как стоят уже десятки застигнутых ею в дороге автомашин. Почему не прячутся эти окоченевшие, сбиваемые ветром с ног люди.
А тракторы все идут и идут. С перерывами, не так уж быстро, но идут.
Ревет разъяренная пурга, наблюдая холодными белыми глазами за тем, что происходит в этом непокорном ей, непонятном, подвижном лагере.
Десять человек не отходят от тракторов. Семь из них, укутавшись с головой в дохи, сидят за рычагами машин, ежатся, пронизываемые ветром и морозом, протирают рукавицами залепленные снегом очки, растирают лица, соскакивают вниз, помогая друг другу вытащить буксующий трактор. Когда проходит час, они с радостью уступают свое место свежей, отдохнувшей семерке, а сами, подгоняемые в спину метелью, быстро бегут в жарко натопленный вагончик.
Трое — инженер и механики, шатающиеся от ветра и усталости, работают без смены. Разделив меж собою машины, они все время пробираются от трактора к трактору, что-то на ходу осматривают, подтягивают, регулируют, иногда собираются вместе, очевидно, совещаются и вновь расходятся по машинам. Изредка то один, то другой из них заходит в вагончик и вскоре снова выскакивает наружу.
— Не пойму-у-у! — завывает пурга.
Впереди попрежнему идут двое лыжников. Маленький, облепленный снегом, идет ближе к краю дороги, смотрит, как разбушевалась погода, и не то протяжно бормочет, не то поет.
«Люди идут издалека, — поет он, — люди идут далеко, люди везут грузы, люди спешат на помощь. Хорошие люди. Вот рядом идет пожилой, но сильный человек — начальник. А вон сзади ходит молодой и смелый человек — комсомолец Василий Сергеевич, а еще дальше в вагончике, где так жарко горит печь, кормит всех очень хорошая женщина Паша».
Паренек стряхнул с головы снег и начал перечислять, какими вкусными вещами его кормит Паша, когда колонна останавливается, и он, вместе с большим человеком — начальником, идет в вагончик греться, отдыхать и кушать. — «Ты видишь, косматая, на кого ты напала, — обращаясь к пурге, говорит проводник, — ты видишь что я не боюсь тебя. Сейчас Петя не один, как в прошлую зиму, когда я еле спасся от твоих костлявых, холодных рук. Теперь нас много, и мы все равно пойдем дальше, куда нам нужно идти, сколько бы ты ни выла, косматая!»
Быстро скользит на лыжах паренек, смело смотрят вперед молодые глаза, и навстречу леденящему ветру бросает проводник колонны обидные для бури слова.
Высокий, пожилой человек, на которого так часто посматривает Петя, идет широким шагом, не спеша, вразвалку.
Он не бросает на зло буре обидных слов. О чем он думает сейчас, этот молчаливый, суровый человек, который время от времени смотрит на своего спутника и улыбается ему? Во время улыбки лицо этого человека теряет свое суровое выражение и делается ласковым. Видно, у него в груди большое горячее сердце, если он не только не замерзает сам, но может согревать других. О чем он думает?.. Может быть, он считает, сколько лишнего времени и сил забрала у экспедиции буря? Может быть, он доволен тем, что колонна тракторов продолжает свой путь? А, может быть, начальник вспоминает сейчас Сибирь, восемнадцатый год, партизанский отряд, густые леса, где в такую же непогодь он дрался с белогвардейцами, отстаивая советскую власть? Кто знает, что думает сейчас этот человек со спокойным, умным взглядом по-молодому искрящихся черных глаз.