На лестничной площадке второго этажа стояла на столике еще одна свеча, тоже защищенная стеклянным колпаком; я прошла через дверь в холл второго этажа.
Дверь в комнату Адрии была рядом, и я в нее заглянула. Шен оказалась права: Адрия мирно спала. Ее не разбудил даже звон колокола. Я смотрела на нее при свете свечи: рука под щекой, губы полуоткрыты. Как очаровательна она во сне! У меня возникло острое желание взять девочку на руки, сжать в объятиях.
Оказавшись в своей комнате, я сняла шелковый халат Джулиана, запах которого напоминал о сосновой хвое и костре в лесу, и надела свой собственный. Я отнесла халат к спальне Джулиана и повесила его на дверную ручку.
В этот момент я вспомнила о рукописи Клея, оставшейся в кармане моей парки. Она могла промокнуть сейчас, когда таял снег, запорошивший парку. Лучше бы ее оттуда забрать. Сил у меня заметно прибавилось, я быстро спустилась по лестнице, прошла в холл, где висела моя верхняя одежда. Дверь в библиотеку была открыта; я поскорее достала конверт из кармана, надеясь успеть улизнуть до того, как кто-нибудь выглянет оттуда и принудит к обмену репликами. Я не намеревалась читать рукопись Клея прямо сейчас, но мне хотелось, чтобы она была у меня под рукой. Однако прежде чем я успела уйти, моего слуха достиг голос Шен, и я словно закоченела.
— Она должна уехать, Джулиан. Не хочу, чтобы она здесь оставалась. Как ты убедился, она лгунья, такой человек может оказать дурное влияние на Адрию. Она действует на ребенка возбуждающе, взвинчивает девочку. Сегодня мне с трудом удалось уложить Адрию спать: ее беспокоило, что Линде придется возвращаться домой в такую погоду.
Голос Джулиана звучал более спокойно:
— Я в этом не вполне уверен, но мне кажется, что Адрии не повредит, если она будет думать не только о себе, новый человек может отвлечь ее от внутренних переживаний. Если она подружится с Линдой, это поможет ей расстаться с прошлым.
Со своего места у вешалки я видела Шен, стоявшую ко мне спиной, но не Джулиана. Полупрозрачные рукава халата Шен развевались, когда она воздевала руки, словно колдунья, творящая заклинания.
— Никакое расставание с прошлым невозможно, Джулиан. Оно здесь, вокруг нас. Грейстоунз жив своим прошлым. Люди, умершие насильственной смертью, никогда не спят.
— Прекрати эти разговоры! — воскликнул Джулиан, и я услышала в его голосе боль, усугубленную гневом.
— Они продолжают жить в нашем сознании, — продолжала Шен. — Думая о них, мы продлеваем их жизнь. И не можем перестать о них вспоминать, потому что мы одержимы — чувством нашей вины и нашими страхами. Все мы.
Джулиан ничего не ответил, но он, должно быть, сделал шаг по направлению к своей сестре, потому что она внезапно выбежала из комнаты; я видела, как развевался ее халат, когда она проскользнула в дверь на лестницу. Я продолжала стоять в темном углу возле вешалки, и она меня не заметила; некоторое время я не могла заставить себя пошевелиться. Затем осторожно подошла к двери библиотеки и заглянула в нее.
Джулиан сидел, уронив голову на руки, совершенно неподвижно. Весь его вид говорил об отчаянии и о поражении. И это был Джулиан Мак-Кейб, который ничего не боялся. Джулиан Мак-Кейб, бросавший вызов самым крутым горным склонам и не знавший неудач в этой борьбе. Мне захотелось опуститься рядом с ним на колени, обнять, предложить ему поддержку и защиту, вывести из круга мрачных мыслей, какими бы они ни были. Острое сочувствие пронизывало меня насквозь, это было почти физическое ощущение.
Но я не двигалась. Конечно, мой импульс был предательским. Поддавшись ему, я изменила бы себе и поступилась интересами Стюарта. На стене перед Джулианом висела в рамке фотография двух лыжников. Одним из них был Джулиан. Золотистые волосы другого сияли на солнце, его веселое молодое лицо смотрело прямо на меня. Это был мой брат, Стюарт, стоявший рядом с Джулианом Мак-Кейбом. Глядя на меня, Стюарт бросал мне вызов. Но я в этом не нуждалась, и без того осознавая, в чем состоит долг.
Я снова поднималась по башенной лестнице, прислушиваясь к завыванию ветра и дребезжанию оконных стекол, затем поспешила в убежище, каковым представлялась мне теперь моя комната. Здесь было тихо, хотя и холодно. Вся ярость снежной бури обрушилась на противоположную сторону дома. Я быстро разделась, задула свечу и какое-то время дрожала, лежа между прохладных простыней, пока постель не наполнилась естественным теплом моего тела.
Глава 11
Я заснула скорее, чем ожидала. Усталость превозмогла эмоциональное возбуждение. Проснувшись среди ночи, я услышала шум все не утихавшей бури. К утру нас занесет снегом. Я протянула руку и нажала на кнопку ночника. Свет не зажегся. Линию электропередач починят не сразу: ремонтники не могут работать в такую погоду.
Я потянулась за лежавшим на столике фонариком и осветила циферблат часов. Два часа утра.
В доме, по крайней мере, стояла тишина. Адрию, по-видимому, не мучили кошмары. Я дремала, спала, просыпалась; вдруг мне показалось, что дверь в мою комнату, которую я закрыла, распахнулась. Я не знала, как отличить темноту комнаты от темноты коридора, мерещившейся мне за якобы открытой дверью. Но инстинктивно ощутила, что дверь все же отворена и что кто-то за ней стоит, глядя на меня сквозь черный бархат тьмы.
Я представила себе Эмори, крадущегося по дому и вознамерившегося довести до конца начатое дело; это могла быть и Шен, желавшая от меня избавиться по своим собственным, не вполне понятным мне причинам. Сердце бешено стучало, во рту пересохло, но я как-то ухитрилась прошептать:
— Кто там?
Сразу послышался какой-то шорох, кто-то подбежал к моей кровати.
— Ах, Линда! — приглушенно воскликнула Адрия. — Я рада, что ты проснулась. Линда могу я лечь рядом с тобой? Я так замерзла и испугалась.
Я с огромным облегчением откинула одеяло и позволила маленькому телу проскользнуть постель и прижаться ко мне. Я обняла ее, и скоро Адрия перестала дрожать.
— Ты можешь спать здесь до утра, если хочешь, — предложила я ей.
— Я боялась, что ты не вернешься из Сторожки. Я не хотела, чтобы ты возвращалась в такую погоду, но очень тебя ждала.
Было радостно осознавать, что в тебе нуждаются. Больше я никому не нужна. Только Стюарту — пока он в тюрьме. Освободившись, он поспешит отдалиться от меня. Прижимая к себе и успокаивая Адрию, я сама находила в этом утешение.
— Я здесь, с тобой, — говорила я ей. — Что тебя испугало, дорогая?
— Сон. Ах, на самом деле он даже не начался. Если бы он пришел, я бы закричала, разбудила всех вокруг. Я делаю это не нарочно, так уж получается. Только иногда я чувствую, как страшный сон приближается, и тогда мне удается его предотвратить, успеть проснуться. Такое чувство, словно идешь по длинному коридору. Вначале он светлый, с окнами по обе стороны. Но они кончаются, и коридор постепенно превращается в темный туннель. В самом его конце меня поджидают в темноте ужасные вещи. И когда я к ним приближаюсь, начинается сон.
Я очень хорошо знала, на что похожи подобные сны.
Она снова начата дрожать, я прижала девочку к себе, откинув влажные волосы с ее маленького лица, ощущая под руками хрупкость ее костей. Она не пошла к Шен. Она прильнула ко мне, и это меня растрогало, переполнило любовью.
— Я не могла пойти к Шен, — прошептала она, читая мои мысли. — Она начала бы суетиться вокруг меня, хотя и пустила бы к себе в постель. Она не велит мне говорить об этих вещах. Говорит, что я должна о них забыть.
— А твой папа? — спросила я. — Что советует тебе он?
— Он беспокоится и расстраивается. Я думаю, что иногда он просто меня боится, кричит на Шен и не знает, что делать. Раньше он был не таким. Раньше он просто взял бы меня на руки, и все бы прошло. Но он меня больше не любит. Он… он меня боится.
Я прижала палец к ее губам.
— Нет… нет, ты никогда не должна верить этому чувству. Ты можешь рассказывать мне о своих сомнениях. Так легче от них избавиться. Если хочешь, можешь рассказать мне и о своих снах, мне это интересно.