Я скажу вам, господа,
Там дворец был, а не дом,
Шик и блеск повсюду в нём!
Меня трудно удивить
Было, сам богато жить
Я привык в ту пору, но
Не хватило бы мне слов
Описать всю роскошь эту…
Да и как-то вовсе нету
И охоты у меня
О богатствах вспоминать,
Когда старенький сарай
Да долги по векселям
Мне осталися на старость.
— Калистрат Петрович, малость
Нам нужна чтоб выживать.
Не печалься, грех — роптать.
— Верно, сокрушаться поздно,
Не помогут горю слёзы.
Значит, выбрала она,
Эта хитрая княжна
Нас двоих себе в зятья.
Часто трунили друзья
Над забавной нашей ролью.
Я и сам смеялся, помню,
Над собой и Оболенским,
Влипли с ним мы не по-детски.
Приходилось уделять
Время и вниманье дочкам;
Развлекать и танцевать,
Ну и всё такое прочее.
Впрочем, час на них убьём
И тихонько улизнём,
И в толпе искать пойдём
Барышень себе прекрасных.
Был гостями полон дом
В те балы, и много страстных
Дам, девиц вокруг крутилось;
От восторга заходилось
Сердце, глядя в тот цветник.
Оболенский, баловник,
Успевал и тут и там.
А вот я, признаться вам,
Не таким был расторопным;
Суетился возле дам,
Рисовался принцем томным,
Но на это благосклонных
Откликов не находил.
Я тогда во всех влюблённый
Был, но покорил
Только лишь одну Поли́
В те весёлые балы.
Постоянно уследит
Меня среди всей толпы,
И поманит на кадриль.
И домой я уходил
Как не солоно хлебавши.
Впрочем, мы обычно шли
После этого на шашни
В дом терпимости, хи-хи.
Ну так вот, почти всю зиму
Мы к Бакунинским ходили;
Точно знали, что нас примут,
И друзей с собой тащили.
Нам завидовали, кстати;
Многие на наше место
Захотели, — стать богатым
Через толстую невесту,
Это нетяжёлый труд.
Был средь нас один хват, плут,
Балагур, Сергей Лисицын.
Беден был он. Может, лгут,
Что отец его пустился
После свадьбы в заграницу,
Прихватив весь капитал
У жены своей, и в Ницце
Быстро его промотал.
А Серёжа возрастал
С матерью. Перебивались
С хлеба на́ воду́, а знались
Со всей знатью городской;
Род у них был непростой,
Древний, но стал бедным.
Так судьба-злодейка смертным
О себе напоминает,
Превозносит, в грязь втирает.
И вот этот хват Серёжа
Сразу понял, что к чему.
Стал к Марине осторожно
Подбираться, — ни к чему
Оболенскому она;
И решил он все права
На неё себе присвоить,
Стал пред ней Ромео строить.
Та наивна и глупа,
И довольно неплоха
По сравнению с Поли́.
Сядет он возле Мари́,
Пока Оболенский где-то
Успевает на соседнем
Фронте дам атаковать.
И начнёт он ей вливать
В уши сладкий мёд словес.
Ух, хитёр был этот бес!
Быстро окрутил её.
Та к нему всем сердцем льнёт,
Радуется каждой встрече.
Ну а тот умело лечит
Её де́вичие раны
Ласковым своим бальзамом.
Мы гостили в этот вечер
У Бакунинских втроём:
Я, Лисицын, и беспечный
Оболенский. Тянем-пьём
Не спеша вино в бокалах,
И степенно рассуждаем,-
Отдаём дань нашим дамам.
Самое начало бала,
Гости только подъезжали.
Ярко освещенье в зале;
Музыка ещё играет
Тихо, лишь для фона.
Князь, княжна его — матрона,
Ходят средь огромных комнат
И о чём-то говорят.
А у входа стройно в ряд
Выстроилася колонна
Из лакеев; монотонно
Подобрали им наряд.
Мы же, все втроём сидим
За столом и рассуждаем,
Дам своих увеселяем.
— Я бы вас хотел, Мари,
Только об одном просить,
Снисходительными будьте
Вы ко мне, к моей любви.
(Ей Лисицын говорит
Шёпотом). А та всей грудью
Страстно, пламенно вздыхает,
И от счастия сияет.
Оболенский нас смешит,
Как всегда, (меня с Поли).
— Папенька у вас сердит.
Посмотрите как глядит!
Гром и молния сверкает
В его взоре! Грозный вид
У него всегда бывает.
Зевса он напоминает
Громовержца! А вы феи.
— Мы приятностью владеем,
(Изрекает Поля важно),
Нас учили с колыбели
Быть опрятными. Нас в каждый
Божий понедельник,
Среду, пятницу учили,
Как владеть свободно телом
В любом танце, — от кадрили
До всех вальсов, всевозможных.