Тихо открыв дверь, я тепло гляжу на бабушку: «Теперь твоя внучка и вправду отправляется в Сноубол. Смотри на меня каждый день, а я буду стараться изо всех сил. Я скоро вернусь».
Обезболивающее и успокоительное
Напоследок, перед тем как уйти из дома, я крепко обнимаю маму. Мама упорно отворачивается, чтобы не показывать мне, что плачет. Она глядит на стеклянный футляр в форме кубика. Внутри лежит сувенир – маленький фотоаппарат из чистого золота, на месте линзы у него сверкает бриллиант. Это подарок, который передал моей маме Купер Рафалли, объяснив, что подобные сувениры получают все, кто становится частью корпорации «Ли Бон Медиа Групп». Я понятия не имею, правда ли это, но, по крайней мере, с этого момента моя мама поверила, что я действительно зачислена в школу.
– Я позабочусь о маме и бабушке, а ты хорошо учись и ни о чем не волнуйся. – Онги, желая походить на папу, старается придать голосу твердости, сам не замечая, как кусает нижнюю губу, а в его покрасневших глазах уже затаилась печаль грядущей разлуки.
Вслед за Онги я тоже напускаю на себя воодушевленный вид:
– Мам, ты что, плачешь? Как будто я там умру.
Мама украдкой смахивает слезы.
– И правда, что-то я надумываю себе всякие глупости. Мы ведь сможем навестить тебя.
Ученикам киношколы позволено приглашать к себе в гости родственников, в отличие от других студентов, которые могут вернуться домой на каникулы. У тех, кто учится в киношколе, настоящих каникул не бывает.
Глядя на маму, я натянуто улыбаюсь. Ведь на самом деле я еду в Сноубол не как студентка, а значит, пригласить их к себе не смогу.
– Не болейте, будьте здоровы! Мы скоро снова увидимся!
Не желая больше разыгрывать из себя счастливую студентку, я спешу скрыться за дверью. В прихожей я порываюсь оставить розовый рюкзак, набитый пирожными и бутылками с соком, но потом представляю, как огорчится мама, когда его обнаружит, и все-таки забираю рюкзак с собой.
В лимузине, за рулем которого сидит Купер Рафалли, царит напряженная тишина. Госпожа Ча Соль достает из небольшого холодильника, оказавшегося на заднем сиденье, бутылку удлиненной формы.
– Нам следует отметить это шампанским!
Бум! Крышка вылетает из бутылки с резким звуком, от которого я вздрагиваю. Потеряв дар речи, я широко открытыми глазами смотрю на госпожу Ча. В Сноуболе, как и в нашем мире, по закону пить алкоголь разрешается только с двадцати лет.
– Один бокал тебе не навредит. Шампанское – это напиток радости и победы.
Я смущенно беру из ее рук длинный бокал, который она наполняет золотистой жидкостью. На поверхность всплывают маленькие пузырьки. Легко соприкоснувшись бокалами с госпожой Ча, я, следуя ее примеру, одним махом опрокидываю содержимое себе в рот. Ой, какое горькое! А на вид казалось сладким… Наблюдая, как я морщусь, вываливаю изо рта язык и облизываю губы, точно корова, госпожа Ча добродушно смеется.
Неожиданно я задумываюсь, в какую историю себя втянула. Еще утром я была обычной шестнадцатилетней сотрудницей электростанции на ручной тяге. А сейчас еду в Сноубол с самым талантливым режиссером этого города. Весь следующий год мне предстоит играть роль вместо самой популярной актрисы, а моя семья в это время будет получать за меня компенсацию, считая, что это моя стипендия от школы. Зрители не испытают шок от трагической смерти своей любимой героини, а Хэри… А чего могла желать Хэри?
– Госпожа Ча, скажите… А что Хэри написала в предсмертной записке?
Госпожа Ча Соль подносит к губам бокал с остатками шампанского и вдруг замирает, словно окаменев.
– С чего ты взяла, что она оставила записку? – Взгляд тигриных глаз вновь фокусируется на мне. – И тебе не кажется, что это слишком личный вопрос?
Ее резкое замечание и указание на бестактность заставляют меня окончательно смутиться. Личный вопрос? Разве к Хэри применимо такое понятие? Даже когда на первом свидании у нее случилось расстройство желудка, камеры, установленные в парке, снимали, как она бежит в общественный туалет, чтобы каждый зритель мог увидеть ее смущение и стыд.
Такова судьба актера. И теперь я должна буду принять ее на себя.
От этой мысли на душе у меня становится невыносимо. Обернувшись к водителю, я кричу:
– Господин Рафалли!
В мире, где открыто на камеру совершаются убийства, что могло побудить ее расстаться со счастливой жизнью в комфорте и безопасности? Я обязана увидеть женщину, которая сможет ответить мне на этот вопрос.