– Ну что ты такое говоришь! Я же ей обещала, как мне теперь не беспокоиться?
Напоследок я решаю еще раз оглядеться. И тут замечаю то, что не заметила минуту назад: за деревьями, не двигаясь, лежит что-то темное.
– Эй, ты куда?
Оставив позади Онги, которому быстро идти мешают лыжи на ногах и груженые сани за спиной, я направляюсь к темной фигуре, с трудом переворачиваю ее и тут же узнаю Чо Мирю. Лоб ее залит застывающей кровью. Без лишних раздумий я срываю с нее защитную маску и приближаю ухо к губам. К счастью, она еще дышит, а на лице нет признаков обморожения.
– Ты что творишь?! Отойди от нее!
Онги бросается ко мне, но, поскользнувшись, валится в сугроб.
– Очнитесь! – Я изо всех сил трясу Чо Мирю, и она приоткрывает глаза и понемногу приходит в себя. – Только не спите! Нельзя засыпать!
Резкими рывками я пытаюсь тащить Чо Мирю туда, где остался Онги, но две пары перчаток мешают мне как следует уцепиться за ее одежду. Сорвав с себя перчатки, я зажимаю их в зубах, и мне наконец удается крепко схватить Чо Мирю за край пальто.
– Ты что делаешь?! – кричит Онги. Бросив санки и подбежав ко мне, он крепко стискивает мне руку.
– Освободи санки! – кричу в ответ я, сама не понимая, что делаю. Я и представить не могла, что человек, валяющийся без сознания, словно мешок, может быть настолько тяжелым. Но, видимо, оттого, что сердце мое бешено стучит от страха, я чувствую невероятный прилив сил и неумолимо приближаюсь к дороге. – Надо скорей отвезти ее на станцию!
Отвезти Чо Мирю к доктору на станцию поздно вечером можно только на санях. Единственный транспорт, который туда ходит, – это автобус, но он появится здесь только перед рассветом, чтобы доставить на работу первую смену.
– Ты с ума сошла?! Зачем нам помогать убийце?
– Ты что, хочешь ее тут умирать оставить?! – Я сверлю Онги взглядом, мой голос срывается, и брат, кажется, уже готов сдаться, но вдруг еще сильней сжимает мое плечо.
– Сейчас уже минус пятьдесят градусов, еще полчаса – и находиться на улице будет опасно!
Не знаю, возможно ли за полчаса довезти до электростанции взрослую женщину, которая к тому же выше меня ростом. Но, с другой стороны, я хорошо хожу на лыжах…
– Тогда я поехала…
Я снимаю с запястья Онги веревку от саней.
– Ну ты чего?! Совсем рехнулась, решила замерзнуть до смерти? – От злости он даже топает ногой.
– Знаешь, если бы наш папа был таким же трусишкой, как ты, мы бы и на свет не появились!
В пылу ссоры обидные слова нечаянно слетают с моих губ, и Онги мрачнеет. Наверное, не стоило называть его трусишкой, но сказанного не воротишь… Мое сердце бьется как бешеное, но я стараюсь говорить спокойно:
– Со мной все будет в порядке. Я еще так много не попробовала в своей жизни, поэтому сейчас уж точно умирать не собираюсь. Можешь за меня не волноваться.
Рукой в перчатке Онги стягивает с головы защитный теплый шлем.
– Я мигом тебя догоню! – кричит он уже на ходу, быстро шагая в сторону дома за лыжами.
Он убедил себя, что должен отправиться вслед за мной на случай, если я не доеду, упаду в снег и замерзну насмерть. Я не пытаюсь его отговорить. На споры с Онги сейчас нет времени, к тому же, возможно, в нем говорит кровь нашего отца. Но я не допущу, чтобы брату пришлось тащить нас с Чо Мирю по снегу.
Скинув в снег подарки от Юджин и водрузив раненую женщину на сани, я обвязываю веревку вокруг пояса, а сама шепчу себе под нос:
– Успею за полчаса. Так что нет никакой опасности.
Резко выдохнув, я плавно толкаюсь левой ногой, и лыжи со скрипом скользят по снегу. Постепенно набирая скорость, я двигаюсь по следу, оставленному колесами автобуса: он приведет меня к электростанции. В любой момент откуда-нибудь может выскочить олень или дикая лошадь, и такая встреча не кончится ничем хорошим, поэтому я внимательно смотрю перед собой. Облака полностью закрыли луну, и земля тонет во мгле.
Иногда я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Чо Мирю. Она – изгнанница, хладнокровно убившая девять человек, и вот я рядом с ней, а вокруг ни души. От этих мыслей у меня холодок бежит по спине. «Эй, Чобам, не время об этом думать!» – говорю я себе и снова устремляю взгляд вперед.
Я иду уже довольно долго, но пейзаж вокруг не меняется: свет моего налобного фонарика пронзает непроглядную тьму, и тени деревьев падают с двух сторон, как костяшки домино, похожие на привидения. Дышать в маске очень трудно, но и снять ее нельзя. Как только ледяной воздух коснется влажной от дыхания кожи лица, она тут же покроется коркой льда.
– Ха-а… аха-а-а…
От холода ноги теряют чувствительность, а сознание затуманивается. Хочется забыть обо всем, и будь что будет. Вдобавок начинается снегопад, но не с маленьких снежинок, как должно бы быть. С неба сразу валят крупные хлопья. Вот черт.