– Тебя хочу! Ради тебя на любое проклятие пойду! Хочешь – ещё сто раз испытай, всё равно моя будешь!
Влада залилась смехом. Ребёнок на руках загнусавил и начал беспокойно кряхтеть. Улыбка Влады исчезла быстрее, чем дым рассеивается в зимнем воздухе.
– Сейчас ты со мной не управишься. И кто что тебе обещал за залоги! Говоришь, не боишься проклятия? А ножа в своей груди не боишься?!
– Хочешь – режь! – рванул на себе куртку Сивер. Лицо Влады замерло, в глазах промелькнул интерес.
– Какой молодой, какой горячий и глупый, – прошептала она, укачивая чужого младенца. – Иди прочь, весной перемолвимся. Может ещё залог тебе дам, а может сердце твоё к другой весте направлю – стерпится, слюбится, прикипит.
– Не прикипит! Никого не полюблю, кроме тебя. – Тяжело просипел Сивер. Он чересчур настаивал, и Влада раздражённо поморщилась.
– Не первый дурак такой, знаю, что добром не отделаешься. Шальная идея за мной волочиться, никто мне нынче не нужен! Может статься, что совсем без мужей проживу. До весны с этим меня не тревожь! Один раз остерегаю. А теперь пошёл прочь, покуда не сглазила.
Сивер не стал проверять силу ведуньей угрозы и тихо выскользнул из норы, подальше от колдовских глаз. Когда он ушёл, в углу логова зашевелилась тень. Старуха-наставница подошла и устало взглянула на похищенного младенца. Под глазами Девятитравы залегла синева, она не высыпалась от терзающих приступов кашля, на губах запеклись пятна крови.
– Эту видела в ведах? – просипела она.
– Её, в самом первом видении птицы, – ответила Влада и вынула из-под складок одежды два синих пера и положила на свёрток с ребёнком.
– Как назовёшь?
– Сирин – имя крылатой тени. Сильной станет, красивой, сродни самой Нави. Если выжить сумеет.
– А ты? – спросила старуха-ведунья. Она чуть пошатывалась, срок жизни Девятитравы почти истёк. – Волчица не может без Волка. Охотник в мужья набивается.
– Один из первых, к кому дух Волка вернулся. С каждым днём двоедушцев в племени больше, хотя Сивер посильнее прочих будет. Но он мне не нужен! Ты ведь тоже живёшь одна. Отец мой ушёл, старый скиталец мир Явий покинул. Тяжело тебе без мужа и сына?
– Ты меня с собой не ровняй. Михаил и Олег смотрели на меня прошлым, как на травницу со светлым именем. Но те времена давно минули. Я привыкла к Навьему роду, – откликнулась Девятитрава. – Мой срок приходит. Многое я успела и сделать, и повидать, и предвидеть, на правильный путь твою Мать-Волчицу наставила, и тебя, пока жива, наставляю. Но скоро наступят дни твоей силы, многое и ты сделать должна: разжечь ярый жар посреди Зимы, что опалит многих. Сдержать его нелегко в одиночку. Потому приготовься.
Девятитрава пристально глядела Владе в глаза. Тяжело было выдержать её прямой взгляд.
– Как долго собираешься по отступнику сохнуть?
– Не дождётся, не высохну! – рявкнула Влада. – Вместе с охотниками послание ему отправила. Сам ко мне приползёт. Я жизнь ему поломаю, будет ночью умываться слезами, а рассвет встречать с криком!
– За род будешь мстить или за одну себя?
Влада ничего не ответила. Осторожно положила ребенка в выдолбленную колыбель и тихо запела.
– Сварим зелья покрепче и невзгоды уйдут; печаль отойдёт, отступит льдом перед солнцем. Если глаз дурной взглянет – род защитит. Лютую смерть нашлём, душу вырвем, к Марене направим. Теперь ты под землёй, ты дома, дочь племени. Укреплю твою волю, наставлю на путь, выбранный мною.
Влада заметила под воротом распашонки верёвочку и потянула. С груди ребёнка выпал простой деревянный крестик. Влада тут же обрезала нить и отбросила прочь. Из оберегов в колыбели остались лишь два синих пера.
*************
– Молитвами нашими, твоя новорождённая дочка здорова, – со вздохом отошёл Леонид от постели. Вера лежала под ватными и пуховыми одеялами, обнимая младенца. Начавшиеся на холоде роды дались нелегко. С великим трудом она вернулась обратно в избу, перепугала своим видом Егорку, но младший брат быстро оделся, прошёл сквозь морозную ночь и позвал на помощь соседку. Он повзрослел и окреп после всех испытаний, выпавших на их долю.
Теперь же Вера изнемогала от слабости, но девочке жизнь дала, и сама не погибла. Это благое событие грело душу оставленного охранять Монастырь Леонида.
– Довольно смертей, хватит костлявой по нашей общине ходить. Пусть ниспосланная Богом жизнь отгонит от нас тьму Навьих проклятий, – сказал он, не сумев не помянуть резню прошлой ночи. – Как наречёшь ваше дитя?