В этот раз, несмотря на снегопад, Гарри добрался домой без проблем. Поздно вечером грузовик мясника подъехал к дому де Лейеров. Перед этим водитель остановился в Носпорте, выгрузив бедных лошадей в тесный загон, где они должны были ночевать этой холодной зимней ночью, дожидаясь своей печальной участи.
В кузове осталась только одна лошадь, и, пока грузовик подъезжал к воротам фермы, она могла видеть ее огни через щели между досками кузова. Она могла видеть людей, стоящих снаружи, несмотря на холод, чтобы встретить ее. Звуки, запахи и образы были ей незнакомы.
Семья стояла во дворе и ждала. Потрепанный, почти пустой грузовик не подходил для перевозки лошадей, особенно в такую ненастную ночь, как эта. Толстяк-водитель отвязал лошадь и открыл кузов, потянув коня за хвост.
Большой серый конь замешкался, спускаясь, а затем замер в свете окон дома, моргая. Вначале никто не произнес ни слова. Гарри уже и забыл, в сколь плачевном состоянии находилось животное – костлявое и изможденное, покрытое язвами, со свалявшейся гривой. Даже в темноте были заметны раненые колени, темные пятна и следы от упряжи.
Но когда огромное создание повернуло голову, посмотрев в глаза Гарри, он снова почувствовал это. Связь.
Трое его светловолосых детей выстроились в ряд, одетые в куртки и сапоги. Младшего, Марти, Йоханна держала на руках. Они настороженно смотрели на лошадь, ничего не говоря.
Серый стоял смирно, выставив вперед уши, будто щенок, желающий, чтобы его забрали из приюта. На его массивном крупе оседали снежинки.
Тонкий голос Гэрриет, девочки четырех лет, звоном колокольчика нарушил тишину:
– Смотри, папа, он весь покрыт снегом. Он как снежок.
– Да, – согласились остальные дети, – и правда, как снежок.
Лошадь была усеяна зелеными пятнами навоза, в котором ей приходилось спать; казалось, она всегда будет выглядеть грязной и потрепанной. Но дети не замечали ни пятен, ни спутанной гривы, не видели израненных копыт и недостающей подковы. Для них эта лошадь была волшебным белоснежным существом. Снежком. Так его и назвали.
И это было обнадеживающее начало.
Гарри взял уздечку, и Снежок безропотно последовал за ним, будто почувствовал, что он дома. Старый грузовик мясника развернулся и уехал прочь. Нельзя было сказать, понимал ли мерин, насколько близко находился к смерти, – он просто вошел в стойло и принялся спокойно жевать сено, даже не глядя вокруг. Гарри отвел ему одно из больших стойл, понимая, что лошади нужно размять ноги после долгой поездки в переполненном грузовике. Он наполнил стойло сеном, даже добавив немного лишнего для мягкости. Сняв свои деревянные башмаки и оставив их у входа, Гарри, перед тем как войти в дом, бросил еще один взгляд на конюшню. Лошадь они отмоют и приспособят к работе. Только что в семье де Лейер стало на одного члена больше.
Де Лейеры все делали вместе, так что новая лошадь – это забота всей семьи. Первым делом нужно было вы́ходить Снежка. Пришлось вымыть его с мылом несколько раз, чтобы отчистить всю грязь. Когда покров грязи был снят, оказалось, что конь был чубарым – белым с маленькими коричневыми крапинками. Гарри расчесал его гриву, подстриг усы и пригласил кузнеца, чтобы тот заменил подкову. Джозеф, которого прозвали Шефом, и Гэрриет почистили лошадь скребницей – жесткой щеткой, вычищающей перхоть и отмершие волосы, заставив шерсть сиять. Серый спокойно поддавался всем этим процедурам и вел себя в конюшне образцово, будто знал, что ему хотят добра. Он был подходящего роста, его мышцы рабочего коня были крепкими, так что из него вполне мог выйти толк. На новой диете из свежего сена и отборного овса Снежок быстро поправлялся, наращивая мясо на костях. Конечно, ему никогда не суждено было выиграть конкурс красоты, но через некоторое время, проведенное на ферме де Лейеров, он уже выглядел как животное, о котором заботятся.
Дав лошади несколько дней, чтобы отдохнуть и отъестся, Гарри решил посмотреть, на что она способна. Надев на Снежка старую уздечку и вставив в рот резиновый трензель, он начал с того, что принялся выгуливать его на длинных поводьях, идя следом. На шерсти Снежка все еще виднелись залысины от хомута. Похоже, его использовали лишь как тягловую лошадь и никогда для верховой езды. Привыкший к ходьбе по прямой, конь не знал, как поворачивать, шатаясь, словно пьяный матрос. Гарри продолжал, твердо, но терпеливо. Трензель с D-образными кольцами, который он выбрал, был мягким, но Гарри по своему многолетнему фермерскому опыту знал, с какой силой тянуть поводья. Снежок, не привыкший к тому, что за ним – человек, а не плуг, мешкал и раскачивался; он терялся, когда от него требовали поворота по крутой дуге, – если тянешь плуг, такие точные движения не нужны. Гарри, однако, чувствовал, что лошадь податлива, и потому мягко, но уверенно продолжал.