2
Контора производства размещалась на верхнем этаже отеля «Империал» — четырехэтажного коричневого кирпичного здания в центре города.
— Проходите, — сказал Морти со слегка нервным смешком, ведя по полуосвещенному коридору отеля Бориса, угрюмого, в темных очках, и Сида, вытирающего вспотевший лоб. — Я покажу вам ваши владения.
Бывалый менеджер, знавший, где его хлеб, образно говоря, намазывают маслом, — или, другими словами: прожженный подхалим, — толстый Сорт уже успел прикрепить на дверях таблички с именами, написанными заглавными буквами, покрытыми золотой краской. Сейчас они проходили вдоль этих указателей:
СИДНЕЙ X. КРЕЙССМАН
Исполнительный продюсер
БОРИС АДРИАН
Режиссер
МОРТОН Л. КАНОВИЦ
Производственный менеджер
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ОТДЕЛ
Николя Санчес
КОСТЮМЕР
Элен Вробель
ОТДЕЛ УЧЕТА
Натан А. Мэлоун
Все комнаты были одинаковы — обычные гостиничные номера, за исключением стола, трех телефонов и большой кушетки вместо кровати. Другим отличием было и присутствие в каждой комнате по молодой девушке, не слишком модной, в мини-юбке, сидящей за пишущей машинкой и с готовностью улыбающейся, когда их по очереди представляли: «Гретель», «Гретхен», «Гертруда», «Хильдегарда» и т. д.
— Где ты разыскал этих девок? — сердито поинтересовался Сид. — Не пойму, куда я попал, в бордель или на собачье шоу!
— Поверь мне, Сид, — объяснялся Морти, — я, конечно, извиняюсь, но было не так легко найти девок, которые секут по-английски да к тому же и печатают, черт побери! Тогда я подумал про себя: «какого дьявола, первым делом — картина!» Я прав? — Он бросил на остальных умоляющий взгляд.
— Как ты сказал, зовут мою? — поинтересовался Сид.
— Грунхильда! — сказал Морти с водевильным вожделением и гримасами. — Печатает двадцать семь слов в минуту и лучше всех в городе берет за щеку!
Сид загоготал, и Морти, поощряемый этим, попытался продолжить, идиотски кривляясь:
— И заглатывает, Сид, — как раз то, что ты любишь, а?
Сид, пришедший, наконец, в благодушное и склонное к юмору настроение, желая заразить им и молчаливого Бориса, фыркнул с притворной насмешкой:
— «Лучше всех в городе»! В каком, к черту, городе? В этом болоте? — Он взглянул на Бориса, ожидая его поддержки, но тот, казалось, даже не слушал, и Сид решил, что опять ляпнул что-то не к месту. — Не то, чтобы мы не смогли сделать колоссальный фильм в городе-болоте! — добавил он, подтолкнув Бориса локтем, теперь уже в отчаянии настаивая на участии. — Уловил это, Король? «Колоссальный»? «В болоте»? Хо-хо!
Морти, разумеется, присоединился, но слишком уж усердно, судя по неодобрительному взгляду Бориса, прятавшего глаза под очками. Поэтому Морти резко оборвал свой смешок.
— Да, я уловил, Сид, — сказал Борис со слабой улыбкой. — «Колоссальный», «болото». Чудовищно. Полагаю, я имел в виду нечто другое.
Все с пониманием и явным облегчением энергично закивали, но когда Борис вновь отвернулся, Морти поспешно зашептал Сиду:
— Что с ним такое? Он в своем уме?
— Он думает, черт подери! — отрывисто сказал Сид. — Ты что, никогда не видел, как кто-нибудь думает?!
Но эта демонстрация раздражительности была не слишком убедительной, поэтому лишь легкая озабоченность пребывала на их лицах, когда они последовали за Борисом в дверь, помеченную: «Сидней X. Крейссман, исполнительный продюсер».
Эта комната, один к одному похожая на любой офис в любом конце света, где бы ни снимались фильмы, должна была служить месторасположением мозгового центра предстоящих съемок; вместо трех телефонов на столе стояло пять; вдоль одной из стен располагались бар с холодильником, вдоль другой — стереопроигрыватель и пара телевизоров; огромная кушетка была накрыта одним из тех манящих к себе сортов белого меха и несколькими подушками с тем же покрытием, но различной расцветки. На столе, среди телефонов, цифровых часов и прочей дребедени стояла маленькая фотокарточка жены Сида.
— Где, черт возьми, ты это раздобыл? — спросил он, беря в руки фотографию и мрачно рассматривая ее.
Морти засиял.
— Я увеличил ее со снимка, который сделал однажды на пляже, помнишь, у Эда Вайнера? Олд Колони Роуд?
Сид бережно поставил фото на место.
— Боже, я не видел эту стерву два года, — пробормотал он, затем обратился к Морти, — но все же это была блестящая мысль, Морти. Спасибо.