Я выезжаю из города, пробираясь мимо сугробов и снегоуборочных машин, съехавших на обочину дороги. Включаю печку и радио на полную мощность. Я выезжаю на шоссе и мчу в сторону Солджер Филд.
Навстречу работе. Навстречу игре.
Самое удивительно в проведённом с Мэри времени было то, что я оказался полностью за пределами всего этого. На несколько часов у меня был перерыв. Я был совершенно свободен для того, чтобы просто... быть. Чтобы затеряться в ней, чтобы уйти от всего. Кажется, у меня внутри снова начинают порхать бабочки, хотя это больше похоже на шар для боулинга, сбивающий все кегли в моем животе.
На шоссе мой телефон снова жужжит, и я кладу его на ногу. На этот раз это не от Мэри. Это от Майкла. Придурка с моей ДНК.
С нетерпением жду, когда ты снова облажаешься в воскресенье, Джеймс.
Я зарабатываю деньги, держа тебя подальше от моей фантастической футбольной команды.
Если мы Инь и Ян, то Майкл темный. Обратная сторона. Ребенок, который вечно попадает в неприятности; тот, кто слишком жесток, чтобы играть в команде. И если бы это был кто-то другой, а не мой идентичный близнец, я бы давно послал его на хрен. Однако, быть близнецами сложно.
Очень сложно. Особенно из-за Энни.
Я перевез их обоих с собой в Чикаго, потому что не мог оставить Майкла растить Энни без моего присмотра. Если бы моя мама была жива, то смогла помочь, но её нет уже много лет. А мой отец так же плох, как и Майкл. Так что всё сводится ко мне.
Я смотрю на маленькую фотографию моей племяшки на экране телефона, которая стоит на заставке ее номера. Боже. Эта малышка может звонить мне в любое время. На ней маленькая диадема, которую я для неё купил, а на лице видны прилипшие макарошки. Это самое симпатичное безобразие, которое я когда-либо видел. Как, Христа ради, такая милашка могла родиться у такого абсолютного мудака?..
Я перечитал сообщения.
Как же я его ненавижу, чёрт возьми.
Этот парень, без долбанных исключений, заставляет меня чувствовать себя полнейшим слабаком и неудачником. Никто на этой планете не может заставить меня чувствовать себя пятилетним, кроме Майкла. Этот мудак и бездельник всегда точно знает, как меня достать. Я не ревную. Мне не нужна его жизнь: вспыльчивый характер, проблемы с азартными играми и медленно подкрадывающаяся вероятность серьезного алкоголизма. Но я завидую ему из-за того, что у него есть Энни.
Обычно на такие сообщения я советую Майклу заняться чем-нибудь, что он умеет лучше всего: Джим Бим (прим. вид бурбона) и просаживание денег в автоматах. Но это никогда не срабатывает. Особенно когда ты проигрывающий в конце своей карьеры квотербэк. Сейчас у Майкла на руках нескончаемый перечень дешевых подколов.
Но сегодня у меня другой ответ. И мне чертовски приятно его отправить.
За рулём.
***
Когда я добираюсь до раздевалки, то вижу Вальдеса, сидящего на скамейке перед моим шкафчиком и закинувшего ногу на стул.
Мы вместе учились в Университете Огайо. Размером он приблизительно с белого медведя, а ещё обладатель самой неудачной в мире татуировки. После шести сезонов, сыгранных за Рейдеров, он совершил решительный шаг и сделал татуировку с огромным числом 18 на спине. Чертовски огромным. Это число даже больше, чем был номер на его майке. Возможно, он сделал эту тату во время нашей безумной поездки в Вегас, но мы не говорим об этом, потому что примерно через шесть секунд после того, как они выключили татуировочную машинку, он был продан Медведям. С одной стороны, это означало, что мы наконец-то снова сыграем в одной команде. С другой стороны, номер 18 теперь был не доступен. Так что он номер 81. Как-то я сказал ему: «По крайней мере, они оба кратны девяти».
Не думаю, что до Вальдеса дошло, что я имел в виду. Он, как обычно, кивнул, но я практически уверен, что это было выше его понимания. Впрочем, это нормально. У него золотое сердце, он жесток, как черт, и любит Angry Birds. А ещё он выглядит как медведь, ест как медведь, поэтому мы называем его медведем.
— Чувак, что за херня? — говорит он, сквозь крики в его iPad’е: Куку-у-у-у!
Я роняю сумку.
— Что?
— Вчера вечером мы должны были играть в дартс. Ты так и не появился, — птицы на его экране раздраженно ворчат, и он поднимает свой огромный палец в воздух.
— Бл*, — я сажусь рядом с ним. — Я... блин. Прости, чувак. Я был немного занят.
Вальдес морщит свое массивное лицо и чешет за ухом. Затем он протягивает руку и хватает свою самую любимую закуску — медовую палочку — которую открывает зубами и сжимает во рту. Он рассматривает меня, посасывая мед и медленно моргая. Серьёзно. Его медвежьи повадки в самом деле трудно игнорировать.
— Ты встречаешься с кем-то?
Вот ещё одна вещь о Вальдесе. Его мама — хиромант из Гватемалы, и ничто и никогда не проходит мимо него.
— Чувак, прекрати. Ладно? Мне вполне нормально быть холостяком.
Настолько нормально, что я отклонил приглашение участвовать в «Холостяке».
— Пфффффф, — он шевелит татуированным безымянным пальцем. — Жена – это лучшее, что может случиться с парнем. После детей.
Я мало что понимаю в этом, но Вальдес – истинно правоверный. Этот парень выглядит как бандит, но он практически самый благоразумный в команде. Никогда не взглянет на другую женщину и никогда не пропускает ужин дома, если он в городе. Его единственное исключение – дартс со мной за кувшин Old Style3. И я продинамил его.
— Я чувствую себя полным придурком.
— Я не собирался этого говорить, приятель. Но да. Ты полнейший придурок, — он высасывает немного меда из палочки и грызет кончик. — Я могу простить это только в том случае, если это связано с хорошей женщиной.
Господи. Помимо прочих занятий Вальдеса, включающих сбор денег для общества защиты прав человека округа Кук и обслуживания в столовой в Ривердейле по субботам, он просто умирает от желания женить меня. Он абсолютно одержим тем, чтобы увидеть, как я иду по проходу, любому проходу, даже если это коридор в мэрии. Он и его жена навязали мне больше свиданий, чем я могу сосчитать. Все женщины были милые. Некоторые с длинными волосами, некоторые с короткими. С большими сиськами и маленькими сиськами. Вроде, как и неплохие. Очень милые. Но все они недостаточно правильные.
Вероятно, потому что никто из них не сразил меня наповал, прежде чем они узнавали мое имя. Мой тип, должно быть, один на миллион.
— Я заснул на диване, — объясняю я, потому что не хочу втягивать в это Мэри.