Выбрать главу

Если бы я рассказал Вальдесу, что она заставляет меня чувствовать, то он сразу же заказал бы фотографа и спросил меня, может ли он быть крестным отцом ребенка, которого у нас даже нет. У Вальдеса есть только одна скорость отношений: запредельная.

Но мы с Мэри новички. Мы только начали. Слишком рано про нас объявлять, но не слишком рано надеяться. Я возвращаюсь к прошлой ночи: к Мэри на моём конце; как я брал её во второй раз, стоя на коленях; как она сжимала мое предплечье, когда кончала; как её голова упала на подушку; как она, вздрогнув, всхлипнула.

Чёрт.

Нахрен приглашение на ужин. Мы возьмем еду на вынос, и я смогу кормить её виноградом и слизывать взбитые сливки с её сосков.

— Херня, — Вальдес проводит языком по губам, а потом вгрызается в пластиковую соломинку. — Я вижу в тебе это. Типа свечение.

Я смотрю на себя в зеркало на другой стороне комнаты. И вообще-то, я тоже вроде как его вижу. Странно. Я не знаю, что это, но я выгляжу... счастливым? Я, как правило, счастлив. Но сейчас, чёрт возьми, я почти сияю.

— Новое мыло, — говорю я ему.

Вальдес запускает пеликанью бомбардировку4.

— Да лаааадно. У тебя шестьсот кусков мыла Ivory5, и ты говоришь про новое мыло? Ладно, Мистер Костко. Окей. Ладно.

Этот парень беспощаден и, как обычно, видит меня насквозь. В конце концов мне придётся всё рассказать ему, поэтому я пытаюсь выстроить историю в своей голове. Я ходил в тот боксерский зал, ты знаешь тот, где все парни с татуировками на шее? И там была эта девушка, которая меня расплющила...

Смотрите-ка, это же...

Мы говорили о биографиях американских президентов, и она изобразила заставку из «Как это работает?»...

Мммм...

Она съела половину ребрышек так же быстро, как и я...

А это, кстати, действительно может стать решающим для Вальдеса.

Но прежде чем я успеваю начать рассказ, я слышу звон ключей и женский голос, который говорит: «Я ищу мистера...»

Я замираю. Я узнаю этот голос, потому что он напрочь застрял в моей голове. Джимми, Джимми, пожалуйста, пожалуйста... И её голос сейчас немного резкий от того, что она выкрикивала моё имя.

Медленней, чем когда-либо, я перевожу взгляд на ближайшее зеркало. Вот Мэри, в дверях, листает что-то в своем телефоне. На ней зимние ботинки с красными шнурками, а штаны для йоги заправлены в голенища. Сегодня она одета в мягкий короткий жилет, так что я могу видеть каждый дюйм её чертовски идеальных ног. И это прекрасное Y между ними. Благослови Господь штаны для йоги. Намасте6, мать вашу. Намасте.

Но подождите-ка. Что я делаю, опять теряясь в этих ногах? Вопрос вот в чем: какого черта она здесь делает?

Её глаза бегают по раздевалке, и Мэри поправляет свой шарф. Это моя вина, что она так туго затянула его вокруг горла. Моя. Полностью моя.

Господи Иисусе, эта женщина превращает меня в животное.

Она не может меня увидеть, но я вижу её; это место полно зеркал, и я использую преимущество этой комнаты смеха.

Она расстегивает молнию на своем жилете, и я пытаюсь прочитать надпись на её рубашке задом наперёд. Это просто чертова путаница. SLL SEIPAREHT GNILAEH.

Что происходит? Что, черт возьми, вообще это значит? Это по-английски? Я пытаюсь это озвучить. Позвоните В Отдельную Гинлею. Нет. Чего?

Я выхожу из-за угла и скольжу взглядом вдоль шкафчиков, теперь находясь на прямой видимости. HEALING THERAPIES LLS.

Оо-оу.

Глаза Мэри встречаются с моими. Я почти вижу мысли, которые вращаются в её голове. Почему модель, которая продает Форды и Фиаты в раздевалке Медведей? Он преследует меня?

Фантастика.

У нее отвисла челюсть. Как, к чертям собачьим, я это объясню? Мне нравилось быть анонимным, и я ни с кем не говорил о книгах со времен отбора. К тому же, ты была такой милой, не имея ни малейшего понятия, о том, кто я такой, что я решил ничего не говорить, но планировал сделать это сегодня за ужином.

Плавно. Очень плавно.

Я делаю шаг к Мэри, потом ещё один, не глядя, куда иду, и... Попадаю в серьезную ситуацию. Мои ноги путаются в чьей-то спортивной сумке. Я пытаюсь сделать широкий шаг, чтобы восстановить равновесие, но ремень затягивается, и сумка застревает под одной из скамеек. Она тянет мою ногу назад, и дальше происходит полнейшее дерьмо. Словно в замедленной съемке я чувствую, как падаю, раскинув руки и хватаясь за воздух, как мумия из «Дома с привидениями».

Рукавичка Мэри взлетает ко рту. Моё плечо рикошетом отбивается от угла шкафчика. Теперь я падаю, поворачиваюсь и размахиваю руками...

Где-то позади меня я слышу, как кричит Вальдес:

— Посторонись! Спасайся! Квотербек падает!

Прямо за Мэри мой охранник, Маклин, складывает руки лодочкой у рта и говорит:

— Вот дерьмоооо!

С помощью второй ноги я пытаюсь снова встать на твердую поверхность, но умудряюсь наступить на другую лямку и снова падаю, пока я не врезаюсь со всей дури в фабричный ковёр с логотипом Медведей, вплетенным миллион раз в нейлоновый ворс.

Бум.

Я тяжело приземляюсь, выбивая воздух из лёгких. К травме добавляется унижение от того, что я, как идиот, задыхаюсь на полу, потому что запутался в ремне спортивной сумки. И ещё я чувствую старую знакомую боль в паху, которой не было уже много лет.

— Б*яяяя, — говорю я в ковер.

Покрытые снегом ботинки Мэри оказываются в нескольких дюймах от меня, а затем она опускается рядом. Её рука касается моей спины, и она шепчет:

— Джимми?

— Я в порядке, — я засасываю обратно в рот немного слюны. Я действительно заслужил это. Полностью.

Фрэнки Наклз подходит, чтобы посмотреть на меня, проверить признаки жизни, тыкаясь носом в мое ухо, и обдаёт меня холодным, влажным чихом. Я хочу повернуться к нему лицом, но как только пытаюсь пошевелиться, то чувствую такую боль в моих яйцах, будто к ним приложились раскалённой кочергой. Я реву в ковер.

— Ты ранен?

— Пах, — рычу я.

— О нет.

Я пытаюсь перевернуться, но мои ноги связаны, так что я просто остаюсь на месте, чувствуя легкую жгучую боль от ковра на моей щеке. Интересно, может ли человек реально умереть от смущения? Я смотрю на Мэри и её волосы, спадающие на плечи. Собака глядит на меня сверху вниз, в нескольких дюймах от моих глаз.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я её. Когда я это делаю, клянусь Богом, брови собаки опускаются, будто бы я говорю с ним.

Она моргает.

— Я... Думаю, я твой новый физиотерапевт?

Что ж. Прибейте меня.

Но в этот момент в раздевалку входит Радович, его тренировочные штаны свистят, а синие кроксы издают под ногами негромкие пукающие звуки. Он верит в три вещи: в то, что пропуск отжиманий — это преступление, в кроксы и Red Bull. И он обладает абсолютным даром констатировать очевидное.

— Фалькони. Ты лежишь на полу.

Говорю же вам.

В это же время Фрэнки Наклз поворачивает свою неряшливую голову, чтобы посмотреть на Радовича и на отверстия на его обуви, а после совершенно слетает с катушек.