С одеждой Мэри в руках я захожу в спальню. Она стонет и выглядывает из-под одеяла.
— Который сейчас час?
— Рано. Мой брат пришёл. Просто останься тут.
Она моргает
— Твой брат?
— Да, я от него избавлюсь. С ним Энни. Я не знаю, чего он хочет. Извини.
Мэри снова моргает и протирает глаза кончиками пальцев.
— Ладно. Я не против встретиться с ними, хотя...
— Просто оставайся там, где ты есть. Ладно? Он не... просто оставайся здесь.
Я закрываю за собой дверь и слышу шаги Майкла в холле. Раздаётся стук кулаком в дверь, и я открываю её.
— Было не заперто, — говорю я, оказываясь лицом к лицу с братом. — Как всегда. Не заперто. Сколько раз я должен тебе говорить?
— Много. Я не очень умный, помнишь? — говорит он отрепетированным скрипучим голосом, который доводит меня до ручки.
Общаться с Майклом — это как смотреть на худшую часть себя. Тёмную и злую часть, которая проявляется, когда дела совсем плохи. Именно из-за этого я мало пью и, чёрт побери, медитирую. Я не хотел бы знать, что она существует, но не могу игнорировать её из-за своего брата.
Энни держит Майкла за руку и выглядит замёрзшей и маленькой. Пальто, в которое она одета, слишком лёгкое для такой погоды. На ней нет шапки и перчаток. И я точно знаю, что он плохо кормит её. До того, как её мама разбилась, щеки Энни были кругленькими и пухлыми, а сейчас они почти впали. Я поднимаю её с пола, и малышка автоматически обнимает меня за шею. Она ничего не говорит, но сильно и долго сжимает меня.
Это разбивает мне сердце.
— Как дела у моей маленькой мармеладки? — спрашиваю я, разглаживая её спутанные волосы.
Энни свисает с моей шеи и вытирает нос. Пожимает плечами. Не говорит ни слова.
Обычно это прозвище заставляет её смеяться. Но не сегодня. Сегодня Энни выглядит испуганной и уставшей. Её волосы и лицо немного грязные, как будто она вспотела, пока спала.
Я не приглашаю Майкла в квартиру, потому что он и так войдёт, независимо от того, приглашу я его или нет. Повернувшись, я проношу малышку по коридору.
— Как твои дела? Как тот кукольный дом, который я купил для тебя?
Энни всё ещё молчит, поэтому я просто ещё сильнее сжимаю её руку и прижимаю лицо к своему плечу. Я несу её на кухню, открываю холодильник и отодвигаю в сторону молоко, чтобы добраться до йогуртов. Они все повышенной жирности, как я люблю. Именно такой йогурт сейчас нужен Энни. Её ноги свисают с моей руки, на которой девочка сидит, как на импровизированном стуле, и смотрит на меня.
— Какой вкус ты хочешь, мармеладка? — мы делаем это каждый раз. Ей нравится только один — самый дорогой в магазине: банановый пирог с кремом.
— Банан? — спрашивает она.
— Держи, этот с бананом.
Я сажу её на один из стульев и снимаю фольгу с контейнера. Пока Энни занята своим йогуртом, используя маленькую детскую ложку с пластиковым покрытием, которую я купил специально для неё, я спрашиваю Майкла.
— Что ты хочешь?
Он бродит по кухне. Открывает ящик, затем шкаф.
— Деньги. Что же ещё?
Я закрываю глаза. Помимо того, что мой брат-мудак пьёт, он ещё и серьёзный игрок. Хоть он и на две минуты младше, но всегда заставляет меня чувствовать себя пятилетним. Но я не хочу, чтобы у него на хвосте сидели букмекеры, потому что такое дерьмо может перевернуть жизнь Энни с ног на голову.
Этот парень прирожденный нарушитель спокойствия. Майкл не работал ни дня в своей жизни и никогда не учился в колледже. И я знаю, что это моя вина. Я был хорошим сыном, а он — плохим. Чем больше я увлекался футболом, тем хуже становился он. Пока не стал таким, как сейчас.
— Сколько?
— Давай десять.
«Чёрт тебя побери», одними губами говорю я ему, чтобы Энни не слышала.
Майкл смеётся.
— Не притворяйся, что у тебя их нет. Хотя ты хреново играешь, но я знаю, что они платят тебе зарплату.
Повернувшись к нему спиной, я вынимаю банан из миски и нарезаю его на тарелку, которую ставлю перед Энни. Когда она берёт один кусочек пальцами, я хватаю Майкла за руку и тяну его за угол. Теперь мы стоим лицом к лицу напротив термостата.
— Знаешь что? Нет. Я задолбался. Пошёл ты! Разбирайся с букмекерами сам.
Но Майкл только улыбается.
— Да? Как думаешь, что будет с твоей мармеладкой, когда я лишусь дома? Как ты будешь себя чувствовать?
Взглянув на кухню, я наблюдаю, как малышка кладёт небольшую порцию йогурта на кусочек банана и пытается засунуть его в рот. К сожалению, он падает на гранитную стойку.
— Я могу позаботиться об Энни. Разбирайся со своими проблемами сам, Майкл.
Он снова качает головой.
— Я её отец, придурок. У меня есть права. Мы уже прошли через это, или ты не помнишь?
Да, я чертовски хорошо помню. Это случилось, когда её мама ушла навсегда, а Майкл отправился в недельный запой. Я пытался получить опеку, но у меня недостаточно прав на Энни. Я дядя, а он — папа. И отсутствие у Майкла сердца никогда не станет для социальных служб достаточной причиной, чтобы забрать малышку. Чёртова система. Для чего она тогда вообще существует, если от нее нет никакого толку.
— И ей нужно к стоматологу.
Ненавижу его. Мой брат — мастер гребаной манипуляции и знает, что эта маленькая девочка — моё слабое место. Он знает это и вгоняет в меня нож.
Я наливаю себе чашку кофе, не спрашивая, хочет ли он.
— Я должен сходить в банк. Могу тебя удивить, но у меня нет 10 кусков, разбросанных вокруг, как будто я занимаюсь отмыванием денег.
Майкл пожимает плечами.
— Хорошо. Без разницы. Я подожду здесь. Возьму пиво, — он заглядывает в холодильник через моё плечо.
— Сейчас семь утра.
— А где-то сейчас пять, — он отталкивает меня в сторону, чтобы взять холодное пиво с полки.
Майкл открывает эту проклятую банку зубами, как варвар, а затем падает на диван и кладёт ноги на кофейный столик.
Я не религиозный парень, но я, чёрт побери, смотрю на светильник над собой и думаю: Господи, не позволь ей выйти. Не сейчас. Он всё испортит. Он всегда всё портит. Она хорошая, идеальная. Он увидит нас и сделает всё возможное, чтобы разрушить это.
— Слушай, — говорю я, стоя между братом и телевизором. — Я получу деньги и принесу их тебе сегодня.
— Чёрт, конечно, принесёшь, — Майкл нажимает кнопку включения, и телевизор оживает. — Подвинь свою задницу, Джеймс. Мне нужно посмотреть покер.
В этот момент я слышу звук открывающейся двери спальни, и моё сердце падает. Мэри не знает, во что вляпывается, а я ничего не могу сделать. Майкл способен на самые ужасные и оскорбительные реплики. Она почти робко выходит из коридора, словно не хочет прерывать нас. Я протягиваю руку, и Мэри подходит ко мне. К счастью, она одета, но совершенно очевидно, что между нами происходит. Взгляд Майкла переходит от неё ко мне и обратно, и на его лице появляется эта ужасная улыбка, когда он осматривает её сверху вниз.