Когда я прокручиваю страницу немного дальше, в моих ушах начинает звенеть. В конце концов, именно это я и искала, но теперь увиденное вызывает у меня панику. Странно осознавать, что у человека, который мне интересен — ладно, хорошо, ОЧЕНЬ интересен — есть раздел «Личная жизнь» на его странице в Википедии. «Я иду», — говорю я и глубоко вздыхаю, словно ныряя в бассейн.
Личная жизнь: Фалькони был вовлечен в различные отношения с болельщицами,...
…актрисами...
Почему, ну почему я читаю это?
...и супермоделями.
Я закрываю глаза. Мне следует закрыть это окно прямо сейчас и позволить ему объясниться. Я не должна спешить с выводами. Но здесь всё: вся его жизнь в одном движении пальца... Я с трудом открываю один глаз, чтобы прочитать:
Фалькони открыто говорил о желании остаться холостяком, утверждая, что он слишком сильно любит женщин, чтобы выбрать какую-то одну.
Я душу хриплый вскрик, готовый сорваться с моих губ. Его брат, хоть он и выглядит как Раскольников, не шутил. Вероятно, множество очень красивых девушек постоянно штурмуют его фан-страницу в Фейсбуке.
Я запихиваю себя во Вранглер. Внутри меня назревает что-то среднее между ужасом, страхом и желанием заплакать. Он выглядел таким милым. Он казался таким искренним. Я переключаюсь на Facebook и Twitter. На каждой странице стоит маленький синий флажок рядом с его именем. Я прокручиваю его ленту и вижу целую кучу хэштегов в твитах от женщин-фанатов: #GoDeep. #GreatpAss. #AGameOfInches.
Что я делаю? Что, ради всего святого, я делаю? Зачем я проверяю социальные сети знаменитости и читаю фанатские хэштеги? Я сошла с ума? Я просто Мэри Монахан, физиотерапевт. А это Джимми «Сокол» Фалькони. О чём я думала? Я пролистываю фотографии. Там целая серия супер-сексуальных кадров, в которых он ловит и бросает мячи, и в целом выглядит просто великолепно. С этими фото создано огромное количество мемов с подписями, например:
«ЭЙ, ДЕВУШКА… Я СВОБОДЕН ПОСЛЕ ИГРЫ. ХОЧЕШЬ ПОСМОТРЕТЬ NETFLIX И РАССЛАБИТЬСЯ?»
Это пост насчитывает шесть тысяч лайков.
Но есть также несколько фотографий, где Джимми с разными женщинами. Одна девушка одета в убийственное чёрное платье с V-образным вырезом, который практически доходит до её пупка, и она такая стройная, такая красивая… Я внимательнее смотрю на экран.
Боже ты мой. Это Кейт Мосс.
Я хлопаю своим телефоном по коленям и позволяю голове удариться о сиденье позади меня. Я не могу соревноваться с ней. Я не могу соревноваться с международными супермоделями за любовь «Бога». Я не могу. Я просто не могу. Это как яблоки и... Я даже не знаю. Изюм. Яблоки и изюм. Нет, не то. Это оба фрукты. Яблоки и кунжутные палочки. Яблоки и куриный суп. Во мне нет ничего такого, что есть в них. Вообще ничего.
Но затем, будто потеряв самообладание, что, конечно, у меня иногда бывает, я снова беру в руки телефон, возвращаясь в Википедию. Моё лицо горит, а злость нарастает.
В 2013 году он отказался от участия в программе «Холостяк» ABC, заявив, что участие в шоу не только отвлечёт, но и будет означать: «Мне нужно выбрать одну женщину. А у меня нет планов это делать».
Мои губы начинают немного дрожать, когда я завожу Вранглер. Глупая Мэри. Такая, такая глупая. Ты идиотка. Сначала ты подумала, что он модель Gillette. Потом ты подумала, что он модель Gillette с автосалоном. Потом ты подумала, что он профессиональный спортсмен, отличный парень! Что со мной не так? О чем я только думала? Холостяк! Конечно, он плейбой. Конечно, именно так. Просто посмотрите на него. Ни одна смертная женщина не смогла бы устоять. Конечно, он из тех парней. Он владеет целым зданием и бегает в обтягивающих белых штанах. Я уверена, что женщины постоянно бросаются к его ногам, прося, чтобы он подписал их майки, или подержал их бутылки с водой или любой другой ужасный эвфемизм, который они могут придумать. Я пытаюсь тронуться, забыв включить передачу, и двигатель Вранглера издает нервый гул.
— О, я слышу тебя, — рычу я и ставлю машину на первую передачу.
Я выезжаю с парковки, визжа шинами по сухому бетону, и с грохотом ударяюсь в гаражную дверь.
Почему. Почему моя жизнь такая? Почему?
Я застряла здесь, в его гараже, в его здании. Я смотрю на свой телефон, на вчерашние смски Джимми и на секунду задумываюсь, а не отправить ли ему сообщение.
Но я не могу. Я чувствую себя отвратительно. Я чувствую себя ужасно. Я не могу подняться на эти четыре этажа, чтобы попросить о помощи.
Я кладу голову на руль и дышу. Я не могу с ним встретиться. Не сейчас. Возможно, я не смогу вообще никогда. Мой телефон немного скользит, и на странице появляется новый мем. Джимми держит два футбольных мяча в ладонях, приподняв их вверх, как гантели. И подпись?
ЭЙ, ДЕВУШКА…
ХОЧЕШЬ ПОДЕРЖАТЬ МОИ ШАРЫ?
Нет. Только не это. Я должна выбраться отсюда. Я смотрю на закрытую дверь и сильнее сжимаю руль.
Есть только одно решение. Я распахиваю дверь плечом и обхожу багажник.
— Я скажу тебе, чего я не собираюсь делать, — бормочу я себе под нос, стягивая покрытие с запасного колеса. — Я не пойду на этот стадион сегодня. Ни в коем случае этого не будет. — А потом я беру отвертку в одну руку и домкрат в другую.
***
Вернувшись в спортзал, я осторожно обматываю свои руки, пытаясь обрести спокойствие и простить себя за мысли о том, что у такого парня, как он, и такой женщины, как я, был какой-либо шанс на отношения, чёрт подери. Я собираю волосы в хвост, регулирую высоту мешка и начинаю работать.
Примерно через минуту после начала моей тренировки Мэнни подходит и встаёт с другой стороны мешка, наблюдая за мной и жуя кусок вяленой говядины, посыпанный красным перцем.
— Малыш, ты разозлилась, — говорит он, наблюдая за мешком, пока я вхожу в ритм, и мешок отскакивает от моих ударов, делая три прыжка за раз.
— Нет.
— Пфффффт, — Мэнни запихивает остатки говядины в рот огромным похожим на сосиску пальцем. — Ты так избиваешь мешок только в период уплаты налогов, или когда у тебя было действительно плохое свидание. Это был парень с ринга? Большой гринго с бицепсами?
Это сбивает меня с ритма, и я так сильно бью по мешку, что он рикошетит от рамы полдюжины раз. Вытирая нос краем повязки на руке, я отхожу и беру бутылку с водой. Тыльной стороной предплечья я вытираю пот со лба.
— Это точно не налоги, — говорю я Мэнни.
Он садится на скамейку рядом со мной. От него слегка пахнет лосьоном после бритья, и я замечаю порез на его щеке.
— Он забрался тебе под кожу, не так ли?
Я делаю несколько глотков воды.
— Немного.
Мэнни открывает пакет с сэндвичем и предлагает мне кусочек. Кончиками пальцев я достаю один. Он такой же мягкий, как кровельная черепица, и настолько острый, что у меня щиплет в носу.