Я вскакиваю из-за стола.
— Пойду принесу бумажные полотенца, — но, проходя мимо него, я говорю: — Знаешь, что? Я думаю, что Фалькони делает всё отлично. Он играет с травмой. Люди меняются. Игроки начинают играть лучше. Я думаю, что нам повезло с ним.
Грубиян не отвечает. Просто поднимает свой стул, поправляет его и садится обратно, глядя на мой пустой стул с таким же выражением лица, как и когда я была там. Ни как на кого-то особенного или необычного, а просто как на очередную женщину на другом стуле.
Другими словами, как раз в противоположность тому, как Джимми Фалькони смотрит на меня даже в самые спокойные моменты. Или даже когда он приходил в сознание на ринге.
Я бросаю взгляд на Бриджит и иду в уборную. К счастью, в этой комнате нет бумажных полотенец — только высокоскоростные сушилки для рук — так что парню с близкопосаженными глазами придется с этим смириться. Я пытаюсь заставить свой гнев утихнуть, опираясь пальцами на стену и касаясь линий между плитками, которыми обшита стена. Я слегка опускаю голову и глубоко дышу, сосредоточившись на тишине в ванной комнате. Я замечаю, что моё лицо в двух дюймах от слова «Чёртов», изящно написанного на гипсокартоне на уровне глаз. Завитки и закрутки «f» роскошны и старомодны, а хвост «g» похож на знак бесконечности. Самый элегантный шрифт, который я когда-либо видела. Я отступаю на шаг и вижу цитату:
«Перестаньте настаивать на очищении головы. ВМЕСТО ЭТОГО ОЧИСТИТЕ ВАШЕ ЧЕРТОВОЕ СЕРДЦЕ».
Я прижимаю лоб к стене и дышу.
Буковски прав. Он абсолютно прав.
Потому что, хотя это безумие, эти два дня, наполненные страстью и желанием, запали мне в сердце. Это имеет смысл, хотя и не должно. Это то, чего я хочу, и то, что мне нужно. Я буду вечно корить себя, если сейчас откажусь от этого.
Я поворачиваюсь, смотрю в зеркало и задумываюсь о том, что я чувствовала, когда «Old Style» оскорбил Джимми. Я, не задумываясь, бросилась защищать его. Я верила в Джимми.
Да, его брат был в ярости и напугал меня. Но я не позволю такому парню как он, встать между нами. Придурки уже достаточно отняли у меня. Я не позволю Джимми Фалькони присоединиться к списку вещей, которые я потеряла.
Я достаю телефон из кармана, открываю окно чата, где он писал мне весь день, и набираю:
Я хочу посмотреть, что у нас получится.
Извини, я испугалась.
Я бы хотела сказать так много, но не знаю как. Не здесь. Не так. Сейчас я могу сказать только это.
Как только я кладу палец на кнопку «ОТПРАВИТЬ», в мою кабинку врывается женщина, ее юбка на половину спущена и нейлон собран на бедрах.
— Извините! — кричит она во все легкие.
И мой телефон падает в унитаз.
***
С моим телефоном в пластиковом пакете, который дала мне официантка, мы с Бриджит несемся домой сквозь сугробы. План действий понятен: мешок риса, теплый свет и горстка молитв богам iPhone. Это единственный выход. Но как только мы поднимаемся на лестничную клетку, я чувствую запах роз, пробивающийся даже сквозь аромат тикка-масала.
Я смотрю на Бриджит, думая, что запах исходит от неё. Но она не использует духи с ароматом розы. Я помню, как однажды она сказала, что чувствует себя выставленной в похоронном бюро, если от нее пахнет розами.
Проверяя почтовый ящик, Бриджит болтает об «Old Style» и Человеке-Пескаре, а также о парне Дилане, с которым познакомилась сегодня вечером. Он занимается графическим дизайном и «фактически отращивает бороду для Movember». Когда мы поднимаемся по ступенькам, запах становится сильнее.
— Ты чувствуешь это? Розы?
Бриджит отрывает взгляд от нашего счета за электричество.
— Нет. Я чувствую запах горящих денег. Нам нужно инвестировать в большее количество одеял. Это возмутительно.
Я глубоко вдыхаю. И затем, когда я открываю дверь в наш коридор, то вижу их. Сотни, сотни и сотни роз в вазах, заполнивших коридор вплоть до нашей двери.
Бриджит и я просто стоим не двигаясь, затем я медленно поворачиваюсь к ней. Она смотрит на меня с выражением «я же тебе говорила» на лице. Я становлюсь на колени и беру открытку с ближайшего букета. В ней написано:
Мэри
Дай мне шанс.
Пожалуйста.
Джимми
— Это должно что-то значить! — Бриджит прижимает букет к своей груди. — Я могу продать его на eBay. Знаешь, возможно, это компенсирует счет за электричество.
Розы великолепны, ошеломительны и красивы. Здесь должно быть... Я пытаюсь сделать быстрый расчет. Как минимум десять букетов, по два десятка роз в каждом. Сотни.
Но это еще не все. Перед нашей дверью я вижу «горшок с чикагским золотом», которое просто обожаю. Это 5-галлонное оловянное ведро попкорна Гарретта.
Я заглядываю под крышку и вижу смесь 50/50 карамельной кукурузы и сырной кукурузы. Я хлопаю крышкой вниз.
— Что там? — спрашивает Бриджит, широко раскрыв глаза в ожидании.
— Смесь, — отвечаю я.
Бриджит визжит.
— Я буду подружкой невесты! — она стаскивает свои кожаные перчатки зубами и вонзает руку в карамель.
Срывая свою варежку, я копаюсь в сыре. Нет ничего лучше в мире, чем сыр Гарретта. Мои глаза почти невольно закрываются в каком-то кулинарном оргазме. Я прислоняюсь к двери и беру ещё одну горсть. Я жую и возвращаюсь к реальности. Я достаю маленькую блестящую золотую карточку, украшенную логотипом Гарретта спереди. Это письмо от Джимми. Я помню его почерк по стикерам.
Мэри
Сыр и карамель идут вместе.
Как ты и я.
Обед. Завтра. 7. Алинэ.
— «Алинэ»? — говорит Бриджит, её рот полон карамельной кукурузы. — Черт возьми.
Он хотел сбить меня с ног.
Я бы сказала, что уже в воздухе.
____________________
Примечания:
1 — Crisco — растительный жир, который можно использовать для кондитерских изделий.
2 — марка пива.
Глава 28
Мэри
Я схожу на станции Белмонт1, затягиваю потуже шарф, прячась от холода, и спускаюсь вниз по кварталу мимо бистро с единственной посетительницей за барной стойкой и окрашенного в салатовый цвет магазина кексов.
Здание Джимми представляет собой кирпичное строение с окнами и пустыми магазинчиками на первом этаже, над которыми виднеются вывески «Лапша TOKYO NOODLE» или «Скоро открытие». Я иду к входной двери. Его входной двери. Это всё его.
У Эрика было достаточно денег. У многих людей есть деньги. Но это совершенно другое. Джимми купил здание, отремонтировал и арендует его, и это более ценно, чем, скажем, иметь пентхаус стоимостью в четыре миллиона долларов на Золотом Побережье. Он отремонтировал старое здание, чтобы оно стало чем-то важным для него и других людей. Он принес пользу всей улице, а не только заботился о собственном благополучии.