Ваевский Анджей
Сноходец
Пролог
Темные воды
Дом моей покойной бабушки находится на склоне оврага. Примерно на середине: к нему можно как спуститься с горки, так и подняться с балки. Да и не дом вовсе, едва ли не средневековая украинская мазанка под соломенной стрехой. И стоит эта мазанка в лесу. Обширный сад и огород, такие себе угодья в два с половиной гектара. Сад сверху по склону, огород — внизу. А еще где-то там, на дне оврага — пруд. В общем, пасторальная картинка среди нетронутой (почти) природы. И что примечательно, по двору вокруг хатки расположены несколько яворов-осокоров. Высоченных настолько, что сколько голову не задирай, в верха не увидишь. Красотища, в общем.
И вот, значится, там я. За каким интересом меня занесло в заброшенное давным-давно местечко — без понятия. Какие-то знакомые со мной там, или даже незнакомые. Память подводит, лица размываются, потому что последующие события оказались настолько, хм, интересными, что сразу стало не до идентификации присутствующих. Потому что внезапно пришел… Дарт Вейдер! Вот так взял и пришел, и что-то начал там вещать, мол, кранты нам всем. Видать, тусовка собралась героическая, потом что нашлись желающие пообломать рога главзлодею "Звездных Войн". Самое потрясающее, что никто не удивился его появлению. Нет, удивились, но не в том ракурсе, что вот киногерой, а в том, что — чего приперся, раз не звали. Ну да, Дарты Вейдеры в глухой украинской заброшенке среди леса — самое то, явление привычное, даже если незваное.
Но Вейдер был не промах и в ответ на агрессию напустил тумана. Вот настоящего и густого, явно дымовая шашка с собой была. А я почему-то то ли ощутил себя ребенком, то ли действительно вдруг стал им, вернувшись телоосмыслением себя лет этак на десять назад. И что-то меня насторожило в этом тумане настолько, что я вскарабкался на один из осокоров и… увидел полчища Дартов Вейдеров, стоящих за туманом и готовящихся к нападению. Ну что вам сказать? Я прифигел и понял, таки всем кранты. Пора уносить ноги. Как они меня не увидели — не знаю. Еще успел порадоваться, что двор в кольцо не взяли. Стоит заметить, что пришли они с горы.
И вот я незаметно проскочил границу тумана и бросился бежать вниз по склону, петляя, как испуганный заяц, по перелеску, что отделял огород от небольшого пустыря. Рассветный светлый, одуряющее-свежий весенний воздух. Я бегу. Ломлюсь через кусты, но все же пытаюсь придерживаться тропинки. Да оно и не тропинка даже, скорее указатель, куда лететь, и указатель этот густо порос мелкими ярко-синими цветочками. И я бегу по этим цветам. Самое странное, что они не приминаются. Не вижу, но чувствую погоню за спиной. И лишь быстрее продираюсь через заросли ивняка.
Провал в памяти. Я в воде. Ночь, темно. Темная вода с редкими отражениями звезд. Плыву. Спасаюсь от Дартов Вейдеров. По идее пруд небольшой, но внезапно понимаю, что плыву-то я посреди необъятного озера и берегов не видно. А вода еще и теплая. И я — голый. И почему-то — женщина. И меня обнимает другая женщина, гладит ладонями по телу и что-то тихо шепчет. Так мы с ней и остаемся в этом озере. Не тонем, но и не плывем. Мягко и уютно от ее прикосновений. И я не думаю о том, что так внезапно изменился. Это даже возбуждает — когда ее ладонь ласково касается моей груди. Женщина мне улыбается. И где-то на бэкграунде понимаю — она меня любит. Еще чувствую, что я ее знаю, но отчаянно не могу вспомнить. А еще… чтобы быть любимым ею — мне необходимо оставаться женщиной в этих темных водах. До боли хочется ее прикосновений. И ее улыбок.
Сожаление.
Сон. Снова сон. И надо что-то с этим делать, пока не свихнулся окончательно. Тьфу ты, не свихнулась. Таким образом и саму себя забыть и потерять недолго.
Яринка
"Ощущение, словно меня ночью бросили в полынью. И я хватаюсь руками за кромку льда, пытаясь выбраться, но он обламывается, крошится. Меня вот-вот утянет в эту вымораживающую черноту. И все же я настолько хочу жить, что даже не замерзаю, и верю, что придет рассвет, выкрасит небо цветом васильков, и я увижу путь, по которому смогу пойти, оставив за спиной эти темные воды".
Молодая женщина уронила мастерок, с трудом выпрямляя спину. Округлый выступающий живот выдавал поздний срок беременности. До предполагаемого рождения ребенка было еще месяца два. Несмотря на свое состояние, женщина штукатурила веранду, стремясь закончить ремонт к "октябрьским". И присела, ойкнув.
— Маш, ты чего это? — сразу же отреагировала перегнувшаяся через забор соседка.
— Нат, муж дома? Пусть мотоцикл заводит… пора мне, видимо, — Маша, мать двух детей, беременная третьим, с первых позывов узнала схватки. Ошибки быть не могло — ребенок решил родиться раньше срока.
Роддом маленького провинциального украинского городка огласился очередным вскриком новорожденного.
— Поздравляем, у вас девочка, — стандартные фразы из уст врачей. И дорого дала бы рожденная тогда девочка, чтобы посмотреть на выражение лица собственной матери. Третьего ребенка в семье не ждали. Мария едва успела оправиться от вторых родов и все еще кормила сына грудью, решив, что в этот период можно не предохраняться. Просчиталась, поняла, что просчиталась, когда новая жизнь уже забарабанила ножками в живот.
— Когда успела? — презрительно фыркнула свекровь, рассматривая ребенка, когда и мать, и младенец уже были дома. Первый скандал из-за девочки разразился сразу же. Муж Маши был сероглазым "русаком", едва ли не блондином. Сама Маша: эффектная синеглазая шатенка с медно-каштановым оттенком волос. Старшие детки были кто в маму, кто в папу, а вот младшенькая… черноглазая черноволосая смуглянка могла быть кем угодно, но только не родным ребенком такого типично "среднерусского" по масти семейства. Даже миндалевидный разрез глаз указывал скорее на схожесть с ближневосточной азиаткой, нежели со славянкой. Естественно последовали разбирательства, с кем и когда неверная жена успела сострогать сие дитятко.
— Помолчали бы вы… обе, — тихий спокойный голос мгновенно навел порядок среди ругающихся. Хрупкая сухонькая пожилая женщина обвела всех изучающим взглядом тогда все еще ясно-синих глаз. Неизвестно почему, но в ее присутствии всегда становилось тихо и спокойно. Она не ругалась никогда, не повышала голос. И всё же все немного робели и затихали, стоило Акулине Фоминичне обозначить свое присутствие. — Имя ребенку выбрали?
— Вот и пусть будет Галка, раз такая черная, — опять фыркнула свекровь, Катерина Ивановна, но снова повышать тон и раздувать скандал в присутствии свахи не решилась.
— Да и пусть… Наташа, — в пику свекрови вставила Маша, с намеком на то, что у той все дети-племянники-внуки сплошь Саши да Наташи. Снова разгорался спор, теперь уже из-за имени.
— Яринка будет. Ира, по-вашему, — тихий голос снова остановил раздоры. С Акулиной Фоминичной никто спорить не решился. Так в далеком семьдесят каком-то там году, первого числа месяца ноября в мир пришла девочка, имя которой не произносилось, разве что в метрике, а позже в паспорте записалось. И только маленькая сухонькая старушка с пронзительными синими глазами звала ее по имени. Яринка.
Поскольку девочка родилась недоношенной, то возвращение в больницу после выписки из роддома последовало вскоре. Слабенькая, она пыталась цепляться за жизнь тоненькими почти прозрачными пальчиками, вот только помощников у нее не находилось. То ли материнские силы исчерпались в кормлении сына, то ли природа сыграла злую шутку, но на Яринку молока у женщины не осталось, поэтому на поддержку иммунитета естественным путем рассчитывать не приходилось. Провинциальные врачи истыкали младенца капельницами до такой степени, что попасть в развороченные иглами венки больше не представлялось возможным, поэтому было принято решение использовать сосуды на голове.
Наверное, единственный раз в жизни тихая сгорбленная жизнью старая женщина напоминала ураган. Как выстояли стены больницы — неизвестно. Акулина Фоминична наперекор всем врачам и матери забрала ребенка и увезла к себе в село. Точнее, в лес, поскольку жила не просто на отшибе, а за полтора километра от ближайших соседей. Там, в своем тихом маленьком домике, без всяких врачей и медикаментов, используя травы, жизненный опыт и невероятное терпение, бабушка и выходила внучку, выцарапывая ту из угасания, словно поделившись остатками своей жизненной силы. Потом очевидцы говорили, что за месяц борьбы за жизнь девочки глаза женщины выцвели и побледнели. Акулина Фоминична почти полностью утратила зрение. Хорошо, что хоть очки еще спасали от полной слепоты.