Приземлились мы на том же месте. Я съехал вниз по отставленному крылу и гордо огляделся. Хотел сказать «Видали, как могу?!», но тут ко мне подскочил взъерошенный кочевник с широко распахнутыми глазами.
— Отдай птицу! Забирай свой суп, отдай птицу!
— Нет, — помотал я головой и наставил на него указательный палец. — Но ты можешь попытаться ее отыграть. У тебя есть мой суп, у меня птица. Ставишь суп против птицы, если выигрываешь, забираешь суп и птицу, а проигрываешь, так по своей воле уходишь отсюда. Все понятно?
— Отдай! — заревел мужик и схватился за рукоятку ятагана. Подскочившие к нему кочевники принялись что-то шептать, и тот нехотя, но согласился с ними.
— Давай играть.
— Так-с, мне нужны кости. Есть у кого с собой кости? — спросил я наших, и неожиданно ко мне шагнул отец, протянув два деревянных кубика.
— Хотел тебе потом подарить, но раз сейчас понадобились, бери.
— Спасибо, — растерянно ответил я. Что-то с моим отцом было не так. В последнее время он изменился, и что послужило тому причиной, я понятия не имел.
Я покатал кубики в руке, кинул пару раз и удовлетворенно кивнул. То, что надо.
— Можешь сделать это первым, — я протянул кубики кочевнику.
Тот, осмотрев кубики и чуть ли не попробовав их на зуб, долго тряс, затем бросил и, выпучив глаза, уставился на них. Наблюдавшая за нами толпа разочарованно выдохнула. 6 очков, этого было слишком мало победы, что я и подтвердил, выбросив 12.
— Ха-а-аррр! — заорал кочевник и выхватил ятаган. — Убью! — замахнулся он оружием.
Пламя, выстрелившее из моей правой ступни, подняло меня в воздух, благодаря чему ятаган пролетел мимо, а выпущенная из моей левой ладони полоса огня наотмашь рубанула по открывшейся шее.
Хрясь.
С противным звуком за землю упало обезглавленное тело, и пришедшие в себя двое кочевников тут же схватились за оружие, но они упустили из вида очень важную деталь. Злую и голодную птицу, которая стояла у них за спинами. Два неразличимых глазу, молниеносных удара — и с насквозь пробитой грудью степняки упали на землю.
— Кушай их, — сказал я громко клекочущей птице, — заслужила.
— Какой вспыльчивый мальчик, — нарушила тишину женщина в годах из группы практиков, — из-за тебя мертвы три человека, чью безопасность гарантировали уважаемые люди. У тебя есть, что сказать по этому поводу?
— Конечно, — я повернулся к ней и оголил торс. — Если я сорву печать в План огня, от тебя, старушенция, даже костей не останется, так что захлопни рот и вали отсюда, пока еще жива.
Вокруг меня воцарилась звенящая тишина, казалось, упади камешек, и этот звук покажется грохотом лавины, и все же долго она не продлилась.
— Адепты огня, — осуждающе покачал головой старый практик, — я уже и позабыл, какими они бывают несдержанными.
— Если освежил память, то что здесь делаешь? — я выпустил языки пламени изо рта. — Не видишь что ли, что я не в духе. Или решил узнать границы моего терпения?
Я положил ладонь на печать, и она вспыхнула ярко-красным светом.
— Мы уходим! — взвизгнул старик и стал быстро удаляться. — Уходим! Не надо горячиться!
На мгновенье замешкавшись, остальные практики быстро последовали за ним, а я окинул взглядом побелевшие лица горожан.
— Если будете пить наш супчик, — ткнул я пальцем в сторону шатра, — у вас будет шанс стать таким же, как и я. Сильными и могущественными. Потому что я его пью регулярно!
Уж не знаю, или реклама людям зашла, или действительно суп понравился, но заказы посыпались как из рога изобилия. Принцип продаж был прост и понятен каждому. Мы варим суп и переливаем готовый продукт в посуду покупателя. Родичи проводили эксперименты и выяснили, что где-то 2–3 дня он сохраняет свои свойства и качества. Городок был немаленький, где-то 80 000 жителей, так что мы должны были быстро распродать свой товар. Почему так? Потому что пока добирались сюда, считали, прикидывали и пришли к выводу, что не хватит нам надолго имеющейся рыбы. Если продажа супа пойдет хорошо, то за неделю все запасы исчерпаем. Поэтому и решили продать все на пристани. Постоим здесь неделю, купим потом, что нужно, и обратно отправимся.
— Почему мы трусливо сбежали?! — не выдержала одна из женщин после того, как практики отдалились от реки на несколько километров. — Мы что, простим это хамство? Уйдем и не накажем наглого мальчишку.