— Здесь негде сидеть, — развёл руками, подойдя к окованной двери, всё так же не удостаивая ученицу взглядом. — Сейчас что-то принесу.
— Не стоит хлопотать. Я постою.
Но Хал, не слушая, ушёл.
Миланэ вздохнула и посмотрела в окно. За библиотекой находится сад, вот он, перед её глазами. Стройные кипарисы. Деревья ига, источающие ароматную смолу.
Поправила сумку, перекинутую через плечо.
— Вот, прошу, — её проводник вернулся необычно быстро.
— Лев так добр. И я снова благодарна, — молвила Миланэ, усаживаясь в небольшое кресло.
Он почему-то хмыкнул.
— Огнепламенная пусть ждёт здесь, пока я не приду с Ваалу-Ирмайной. Зал Особой литературы открывается двумя ключами, один из них — у неё. После личного разрешения от неё сиятельная сможет войти.
— А когда зал был переименован?
Миланэ знает, что раньше Зал особой литературы носил куда более понятное и красноречивое имя — Зал отступнической и вероборческой литературы; тогда звучало грозно и предупредительно, а не сглажено-фальшиво, как сейчас.
— При последней каталогизации, — почесал Хал за ухом и, наконец, удостоил её взглядом. — Не наша инициатива, указание свыше. Как по мне, эти фонды недостойны такого внимания, а тем более столь тщательного хранения. Этот зал даже вполовину не заполнен. А остальные фонды уж негде хранить, — с реальной эмоцией, истинным раздражением сказал Хал.
Сложив руки накрест, сидя ровно и прямо, Миланэ посмотрела вправо-вниз.
— Вот львица вскоре станет сестрой-Ашаи, а потому я вправе получить ответ на вопрос.
Взмахнула ладонью, дрогнул кончик хвоста.
— Конечно. Слушаю.
— Вот зачем хранить всю эту писанину, которая не стоит и потраченной на неё бумаги? — напористо-возмущённо начал он. — Ведь Палата, Надзор, Круг Девяти признали их никчёмными и вредными. Почему нельзя всё сжечь, освободить место для достойного?
Ну, это просто, тут раздумывать не надо. Вот он, ответ, на поверхности, многократно вбитый наставницами: «Чтобы знать благое, нужно познать зло. Эти творения хранятся в назидание будущим поколениям, как примеры глупости, безумия, ухода с тропы, вероборчества и отступничества».
Но у Миланэ нашлись совсем иные слова:
— Думаю, для хранителя книг, коим является Хал, ответ на такой вопрос нетруден. Книги нельзя жечь.
Признаться, её собственный ответ удивил не меньше, чем его разозлил.
— Понятно. Спасибо. Должен оставить львицу.
И ушёл, скрипнув массивными дверями входа в коридор.
Руки перестали держаться накрест, ладони начали нежно поглаживать друг друга. Наедине с собой, наконец-то сама. Расслабилась, плечи чуть опустились, вздох. Теперь можно и вольность: закинула лапу за лапу. В дорожной одежде это удобно и легко. Матерчатые, тёмно-коричневые кнемиды, чтобы не марались лапы; темно-синее одеяние до колен, свира — платье с элементами рубашечного покроя, из прочной льняной ткани, с асимметричным подолом, у которого есть маленькая, короткая драпировка. Ашаи свиру любят за практичность: плотно облегающие рукава на три четверти, не стесняет движений. Асимметричный подол, что поднимается к левой лапе — особенность одеяния Ашаи; как правило, обычные львицы, будь то знатные или нет, такого не носят. Иногда дерзкие молодые Ашаи делают с верхней стороны подола ещё и разрез, подчеркивая свободный нрав.
Также, из обязательного: маленькое серебряное кольцо на безымянном пальце левой руки, с тремя волнистыми линиями на ободке — символом дыхания Ваала, что дарит жизнь душам Сунгов; кинжал-сирна на левой стороне, стамп — на правой; серьги в ушах, с небольшими подвесками, в которых по одному камню. Камни могут быть всякие, у Миланэ, например, огранённые хризолиты изумительного качества — предмет зависти подруг-учениц, даже Айнэсваалы, у которой отец — один из самых богатых латифундистов Империи. Безумно дорогой подарок матери и отца, Миланэ плакала, наверное, целый час, когда получила его в тринадцать лет, в начале обучения в Сидне. Она до сих пор не знает, откуда они взяли такие деньги, нет, деньжищи. И, наверное, никогда не узнает — не признаются.
Вот простым львицам носить серьги с подвесками нельзя. Это не запрещено законом — украшения запретить нельзя — но воспрещается строгодавним обычаем, который гласит, что уши Ашаи должны прижиматься от тяжести подвесок: так выражается трепет перед волей Ваала; а светской львице это ни к чему. Правда, под тяжёлыми подвесками они скорее отвисают, нежели прижимаются в трепете. Потому Ашаи не любят слишком большого груза для ушей — некрасиво. А красота — дар Ваала.
Всё должно быть красиво.
Нет сейчас у Миланэ лишь последнего элемента, он — привилегия сестёр, не учениц, привилегия тех, что прошли Приятие. Нет серебряного амулета с огнём Ваала.
Но вскоре будет. Не так много осталось. Будь безупречна, не допускай проступков. И всё будет.
Открыв сумку из мягкой воловьей кожи, вытащила комментарии, собранные в папку и завёрнутые в длинный кусок материи. Вот эти-то комментарии и нужно разместить в Зале Особой литературы, положив их возле десятка отступнических книг, а старые — забрать с собой в Сидну.
Во время путешествия Миланэ имела достаточно времени, чтобы рассмотреть свою ношу. Ведь от Сидны она добралась к ближайшему городу Сарману, потом на большом баркасе спокойно прибыла в Аш-Маар, а уже оттуда приехала в столицу. Можно было взять дилижанс и доехать быстрее, но Миланэ не желала спешить. Она любит воды, тихий всплеск волн реки — зачем ей пыльные дороги?
Снова рассмотрела титульную страницу. Красные нити прошивки. Подобные комментарии всегда делают без особого изыска — пишут пером, потом просто прошивают страницы, и всё. Печатные комментарии — большая редкость. Многие видные творения, что признаны отступническими, сопровождаются подобными комментариями, особенно если творение было создано сестрою-Ашаи. Знакомиться с такой литературой можно только по разрешению старших сестёр, и лишь с предварительным прочтением этих комментариев, чтобы во всеоружии встретить неправильные слова и недальновидные мысли. Поэтому вероборческое чтиво и его опровержение всегда неразлучно хранят вместе, как правило, в небольших деревянных ящичках.
Вовсе не стоит уповать, что к этим творениям хранится бережное отношение или некий пиетет: остальные экземпляры просто уничтожаются, а оригинал или хорошая копия подлинника хранятся здесь, в зале Особой литературы Имперской библиотеки Марны.
Вокруг никого, потому ещё одна вольность: Миланэ возложила хвост на левую лапу, которая свободно покоилась на правой.
У неё — десяток комментариев, и они почти не интересны Миланэ. Почти, потому что среди них оказалось вот это:
Верные и полные комментарии к творению с. с. Ашаи-Китрах Малиэль Млиссарской, изгнанной, опороченной, отлученной, полному отступных заблуждений и вероборческих намерений, что известно под именем «Снохождение», 665 г. Эры Империи. Составлено сестринством дисциплария Ашаи-Китрах Сидны, одобрено Кругом Девяти, утверждено Надзором веры Особой палаты дел Ашаи-Китрах и охранения веры, 810 г. Эры Империи.
Чей-то красивый, размашистый почерк. Кто-то из каллиграфов постарался.
Перевернуть страницу. Эх, смотри, растяпа: маленькое пятнышко оставила на второй странице. Что за пятно, когда? Ваал знает.
Жизнеописание было начертано в весьма свободном стиле:
Малиэль, из рода Млиссари. Родилась 621 года Эры Империи в восточной провинции, Сальгаре, в роду зажиточных крестьян. Дата и место смерти — неизвестны. Малиэль, по описанию современников — львица светлой шерсти, роста небольшого, страдала врождённой хромотой, чего стыдилась. Сначала сызмальства училась у местной Ашаи, которая увидела в ней хорошую ученицу; серьёзно поссорившись с нею по неизвестным причинам, убежала в шестнадцать лет прочь из дому с группой бродячих лицедеев и циркачей. О её «блудном» периоде, что продолжался примерно три года, почти ничего не известно. Далее она появляется в приморском городке Фарсале, провинция Хустру, где становится помощницей аптекаря, работая за кров и еду. Её случайно примечает с. с. Ваалу-Омтаала и забирает к себе в город Муур, что находится в двадцати льенах от великого Криммау-Аммау. В будущем Ваалу-Омтаала отречётся от Малиэль…