Так, ещё версия: атлас красоты, нескромные предложения и всё такое. Миланэ ни разу не позировала художникам атласов красоты, хотя многие подруги-дисциплары делают это вполне охотно. Как знать, вдруг он каким-то немыслимым образом обнаружил, что Миланэ в атласе нет, и непременно хочет её запечатлеть для коллекции. Такое тоже может быть, тем более, что Синга мог описать её внешность. Сенаторы, патриции — они ведь ценители атласов красоты и тому подобных вещей.
— Да что тут думать, — в который раз отбросила письмо. — Не в чем идти!
Поутру, весьма рано, они ушли в город; Хильзе облачилась в светлый пласис, словно на праздник.
— Хильзе… нет… я не пойду, — заупрямилась Миланэ прямо у порога.
Они стояли возле большого двухэтажного дома-кондоминиума; район был незнакомым Миланэ, но явно небедным. Это ещё больше убивало её, так как предстояла унизительная просьба — одолжить пласис у знакомой Хильзе, которая, по словам подруги, «почти такая же ростом и фигурой».
Невозможная просьба.
— Выбора нет, — упорная Хильзе не сдавалась.
Казалось, ей больше нужен этот ужин, чем самой Миланэ.
— Если нет возможности пойти, так я не пойду. Будут другие возможности.
— Другой такой не будет. Пожалеешь на всю жизнь. Мне бы так! — блеснули глаза Хильзе. — Надо потерпеть и попробовать.
Миланэ испугалась внутри: а вдруг пожалеет? Ну вдруг действительно пожалеет? Самое худшее, что может быть с нами — жалеть об упущенных возможностях. Хотя, с другой стороны, о чем жалеть? Что не побывала на ужине у сенатора? Чушь шакалья. Но настойчиво билось внутреннее «Надо!», да и Хильзе подгоняла.
— Пошли, — потащила за руку.
Поднялись на второй этаж.
Безусловно, всё прошло закономерно плохо и унизительно.
— Что? — навострила уши, вскинула брови, осанилась Ваалу-Шентали-Майна, справедливая и честная сестра-Ашаи, истинной веры последовательница, бывшая воспитанница самого верного из трёх дисциплариев — Криммау-Аммау.
Хильзе объяснила ещё раз, теперь уже вкратце:
— Майна, нам очень нужен пласис.
Та помолчала, и это молчание не предвещало ничего доброго.
— Я знаю, наша просьба кажется странной, — решилась заговорить Миланэ, стараясь хранить достоинство во всём: в жестах, тоне, выражении. — Самые крайние обстоятельства вынудили меня пойти на этот шаг.
Выказывая злостность, Шентали-Майна швырнула веер на стол.
— Да, согласна. Просьба действительно звучит, по меньшей мере, странновато. Прости, Хильзе, но это совершенно против правил и здравого смысла. Я знаю, знаю, что ты мне не раз оказывала добрые услуги, и это ценю. Но то, что вы просите… что просит дисциплара Миланэ… Абсурд, — непередаваемо тонкой, мягкой, и тем более разящей манерой произнесла она последнее слово.
Повисла неловкая заминка.
— Могу сделать одно, — встала Майна, поднялись с кресел и дочери Сидны, — в знак нашей хорошей дружбы, Хильзе: я просто забуду об этом разговоре. Его про-сто не бы-ло, я ничего не слышала.
Хильзе чуть подумала.
— Хорошо, сделай это для меня. Забудь о нём, — улыбнулась Хильзе.
— Если желаете, то пройдёмте, утолим жажду хересом.
— С радостью, — внезапно согласилась Хильзе.
И они попили хересу.
Спешно поблагодарили, сошли вниз, на улицу, прошли шагов сто.
— Сволочь, — зло и спокойно сказала сестра-Ашаи.
— О небо, Хильзе, перестань. Тебя не красят скверные слова.
«Зачем же она делает всё это ради меня? Чем я обязана?».
— «Хильзе, я тебе благодарна навеки, обращайся по любому поводу. Спасибо, спасибо! Ля-ля-ля», — мастерски кривлялась Хильзе, точно подражая манере Ваалу-Шентали-Майны. — Вот, пожалуйста — обратилась. Я припомню это.
— Не стоит расстраиваться, сестра моя, прошу. Майну можно понять.
— Она жалеет кусок тряпки тебе, сестре-Ашаи. И мне, выходит, тоже.
— Пласис — не кусок тряпки.
Хильзе остановилась и посмотрела ей в глаза.
— Ты ещё ничего не понимаешь, Миланэ. Ничего. Но ты поймёшь.
Дочь Андарии не совсем поняла, почему именно она ничего не понимает, но пока пыталась, то Хильзе перескочила:
— Ладно, пройдёмся по лавкам.
— А смысл? — грустно спросила Миланэ, смирившись с судьбой.
Ну раз так, значит так. Значит, не очень надо-то. Меня пригласили, а я не могу. Бывает?
Бывает. Неудобно, но жизнь полна неприятностями.
А далее они ходили по Марне посреди тёплого, тусклого дня; на улицах было полно львов и львиц всех сословий и возрастов, все спешили переделать дела — Праздник Героев взял свою дань, многие выпали из колеса будничной жизни на несколько дней. Сначала зашли в одну одёжную лавку в Квартале Торговцев, потом в другую, и ещё в третью. Ни Хильзе, ни Миланэ не могли бы внятно ответить, чего они туда захаживали: одежды, подобающей случаю, хотя бы светской, и близко там не было. Хильзе предложила пойти в центр города, где есть одни из лучших в Империи магазинов; хотя, конечно, лучшие одежные магазины — в Андарии, о чём Миланэ не преминула напомнить.
— Ах, право, — засмеялась Хильзе, — в Андарии, может, и самые лучшие, но здесь — самые дорогие.
Если в предыдущих лавках делать было нечего, ибо там ничего достойного не сыскалось, то здесь, в центре, сами Хильзе и Миланэ не слишком подходили магазинам, ведь с деньгами у Миланэ не сладилось. Торговцы с радостью подскакивали к сёстрам-Ашаи, зная их любовь к нарядам и щедрость на них, зная сибаритские нравы многих здешних сестёр, они расспрашивали, показывая и то да это, а Хильзе с умным видом кивала головой, задавала всякие бессмысленные вопросы, Миланэ вовсе молчала, лишь изучая крой, ткани, где морщась, где-то признавая вкус неизвестной мастерицы; да, здесь неплохие наряды, и уже готовые, и подходящие для неё, хоть лучшее, конечно, шьётся на заказ; но Миланэ боялась смотреть на ценники, приколотые в самых незаметных местах, и заметив краем глаза цифру в пять сотен, она оставила в покое удивительно яркую юбку бирюзового цвета из органзы, а ведь органзу трудно раскрасить в любой яркий цвет, и сказала Хильзе:
— Пошли, сестра, походим ещё.
И они ушли из третьего магазинчика в центре Марны.
— Идём домой, Хильзи. Полно нам. Не знаю, как отблагодарить тебя за уделённое внимание.
— Да пустое. Толку с этого. Ну что… пойдёшь так, как есть? — неуверенно спросила Хильзе.
— Нет.
— И то верно.
Они шли по широкой, очень красивой улице, вымощенной гладким, крупным камнем, на которой Миланэ ещё не бывала. Она начала расспрашивать Хильзе; оказалось, что улица ведёт прямо вратам закрытой территории императорского дворца; далее, на запад от дворца, тянутся огромные императорские сады, площадь которых составляет добрую треть всей Марны. Миланэ вспомнила, как видела их часть из окон Марнской библиотеки, и ей захотелось туда попасть.
— А это что? — вдруг узнала Миланэ знакомую витрину и знакомые подушечки для иголок.
Она не удержалась и даже тыкнула пальцем, что не подобает дисципларе Сидны.
— Магазин Андориаса Храмса, неприлично известного портного. Я о нём слышала, но ни разу не была. Знаю, что там одеваются некоторые придворные, важные чинуши, некоторые старшие сёстры. Такие, как Ваалу-Хамуна. Слыхала о Хамуне? Нет? Лучше и не надо.
— Давай зайдём.
— Милани… можно, конечно, но зачем расстраиваться? — переменчиво заговорила Хильзе, а голос её предательски поднял тон. — Не надо, Милани, не надо. Я не буду туда ходить.
— Почему? Что такое? — удивилась Миланэ с улыбкой.
— Я расстроюсь, я не буду, — отмахивалась Хильзе, словно от наваждения.
— Да что с тобой?
— У Храмса всё такое… ай, нет, давай не будем расстраиваться. Ладно. Уговорила. Пойдём! Взглянем — и сразу домой.
— Мне только подушечку для иголок взять. Давно надо.
— Ты знаешь, сколько у него такая подушечка стоит? Подушечка для иголок от Храмса?
— А…
— Идём. Увидишь. Уболтала! Будем ходить и реветь. Ходить — открыла она дверь, затренькал звоночек, — и реветь. А потом не говори, что я не предупреждала.
Миланэ, помедлив, вошла вслед за подругой-Хильзе.
Массивная дубовая дверь. Тяжело! Не для тонких рук молодой львицы.