С глазами закончено. Миланэ отставила тентушь и тончайшую кисточку, сбросила большую шаль с длинными-длинными оторочками, которой прикрылась, чтобы было уютнее-теплее, встала, и вес на правой лапе, а левая чуть подогнута; больше на ней не было ничего.
Неширокие плечи, руки тонкие, несколько, по её мнению, недостатков: маленький шрам на левом плече (поранилась, попав на кухонный нож, когда дурачилась с Арасси), слишком явственные ключицы, намекающие на излишнюю худощавость, а она уместна только для совсем юных львиц. Грудь? Ещё один недостаток. И вроде есть, но… хм. Давай-ка сложим ладони на талии и спустимся ниже — оценим достоинства. Всё тот же ровный окрас тусклого янтаря, чуть светлее на животе, темнее по бокам. Талия хорошая, выразительная; нет, всё-таки отличная талия, есть чем хвастаться, всё на ней хорошо сидит: пояса, пласисы, свиры, простые платья, любое исподнее, если его подпоясать чем угодно, и без ничего она хороша. Но в том-то и дело, что она не слишком-то тонка, и благодарить надо вовсе не тонкость, а то, что её очень подчёркивает — кровь и отличие всякой андарианки — выразительные, широкие, круглые бёдра, придающие цельность всей фигуре. Да, здесь точно львам нравится.
Повернулась в профиль, чуть опустила голову, всматриваясь в игры светотени на своём теле.
Хвост средний, без большой кисточки, такой себе — им она никогда до конца не довольна. Но что хорошо — очень гибкий, его можно изящно закрутить кверху и ни о чём не беспокоиться. Лапы недлинные, всё хотелось бы чуть длиннее, но ровные, правильные, как на картинке из анатомического атласа или атласа красоты.
Кстати, об атласах красоты.
«Никак нельзя исключить, что он приглашает к себе ради этого. Соглашаться или нет, если предложит? Хм… Раньше я всё отказывала. Теперь посмотрим».
Ах да, вот ещё что.
«А может, Тансарр прослышал о моей стальсе? Маловероятно, но у меня и так столько смутных догадок, что все они — маловероятны».
Её умение в массаже-стальсе известно, многие визитёры Сидны многое бы отдали, чтобы каждую неделю ходить с нею в термы.
«Но не стоит забегать вперёд».
Большой коготь на лапах невыразителен, как и запястная подушечка. Нижнее запястье, этот переход между голенью и собственно лапой с подушечками — тонко, на нём не очень хорошо держатся кнемиды, гетры, и гамаши, и шнуры обуви вроде сандалий, что незаменимы в дальней дороге (иначе подушечки во кровь сотрёшь). Нижние когти она, конечно, не подстригает и не стачивает, это удел совсем уж изнеженных маасси-бездельниц, которые только ходят от кровати к столу, от стола в сад, и обратно в кровать. Но, слов нет, старается за ними смотреть.
Симпатичные лапы, некрупные.
Улыбнулась себе с зеркале. А что, красива, ей ведь красива.
Тонкочувственна в движении, всегда плавна, как всякая хорошая дочь Сидны, сдержанная, во многом даже застенчивая; но что-то всегда есть в её движениях, позах, в её сдержанности, нечто строптивое да неручное.
Потом шемиза, потом пласис, пояс да всё к нему: стамп, кошель, сирна. Поискала у себя, что бы взять из эфирных масел, выбрала смесь сандала с розой. И Ваалу-Миланэ-Белсарра как раз завязывала пояс пласиса, как вошла Хильзе.
— Как я? — спросила Миланэ, не глядя.
— Шик-блеск, — подошла сзади подруга.
— Который час?
— Пятый-шестой примерно.
Миланэ пригладила уши, дотронулась к щекам.
— Хильзе.
Молчание.
— Хильзе?
— Тихо! Кто-то приехал!
Только сейчас Миланэ обратила внимание на цокот копыт, который тут же стих.
— Кто? — всё ещё глядя на себя в зеркале, спросила Миланэ.
— Не знаю. Пойду гляну.
Сидя тише мыши, она слушала:
— Есть ли сиятельная Ваалу-Миланэ-Белсарра? — прозвучал низкий самцовый голос в прихожей.
— Да, есть, — отвечала хозяйка-Хильзе.
— Мне поручено сопроводить её к дому сенатора Тансарра Сайстиллари.
— Она занята, но сейчас выйдет. Льва не затруднит ожидание?
— Конечно нет. Я могу ждать сколько потребуется.
— Спасибо.
Двери закрылись и Хильзе влетела в свою комнату, в которой приводилась в порядок и красоту Миланэ. Собственно, всё было готово, но подруга жестом пригласила присесть дочь Андарии на кровать.
— Ещё посидеть? — спросила Миланэ.
— А то.
Миланэ умолкла, сложив руки накрест. Хильзе встала у окна.
— Это Синга всё подстроил.
— Думаешь? — молвила через плечо Миланэ, чуть прижав уши.
— Скорее всего.
— Тогда зачем всё так сложно?
Хильзе пожала плечами и бросила трепать занавесь.
— У патрициев свои причуды.
— Насколько поняла, его род не принадлежал к высокому сословию. Так, богатые дельцы, — Миланэ начала пристально осматривать когти.
— Но отличие патриция дают всякому, кто стал сенатором. Да не в этом суть. Это нечто вроде жеста, знаешь: «Глянь, какой я влиятельный». Ужин с отцом-сенатором. ещё какой-то сюрприз. И ещё, пока ты не растаешь.
— И как же мне себя повести, Хильзи?
— Да как хочешь, — с тяжёлым вздохом сказала Хильзе. — Если всё будет хорошо, так почему бы и нет.
Диковинная штука эта жизнь, подумалось Хильзе. Иные так добиваются хоть малейшей благосклонности рока, ищут окольные пути и сражаются за шанс, другие удивлённо хлопают глазами, получая очередной подарок от доброй судьбы, да ещё сомневаются: брать или не брать…
Когти сами расцарапали занавесь. Хильзе неслышно выругалась.
— Лучше бы Синга сам пришёл, куда-то пригласил. Так было бы честно и красиво, по-моему, — тем временем говорила Миланэ.
— Ну, смотри сама.
— Может мы зря истратили пять сотен?
— Моя мать говорила, что лучше обрести каплю опыта, чем море золота.
— Преувеличение, конечно.
— Как сказать.
Неожиданно слушать такой ответ от Хильзе, которая всегда казалась весьма практичной особой.
— Побывать на ужине у сенатора никому не помешает, и оно того стоит. Это лишь кажется, что никто не заметит.
— Ладно. Пора.
— Посиди ещё, для важности.
— Не могу уже.
Миланэ встала, подошла к подруге. Та продолжала осматривать её, мерить взглядом, что-то прикидывать в уме.
— Расскажешь потом, что там как.
— Конечно, сестра,
— Ну, ясных глаз, чутких ушей.
— Тихого вечера, Хильзе.
Они поцеловали друг друга в щёку, обнялись. Затем Миланэ вышла спокойно, неспешно, и села в предложенное ландо.
— Прошу, сиятельная.
— Моя благодарность.
За нею приехал совершенно незнакомый лев, хмурый и без симпатии, в длинном, не по погоде, плаще, с длинными усами. Он сидит молча, постоянно потирая правую ладонь большим пальцем, со смутным недовольством разглядывая окружающее, иногда зорко поглядывая на неё, как строгий и ответственный сторожевой, которому должно уберечь хозяйское добро.
— Чудесная погода, не правда ли? — чудовищная банальность от неё, но лев ответил исчерпывающе-необычным образом:
— Кости ломит.
Миланэ заметила, что едут они по уже знакомой дороге; но потом свернули, но Миланэ поняла: дом сенатора должен быть вот здесь, в этом богатом районе, возле Императорских садов.
«Мда, пояс этого пласиса держит осанку получше иных корсетов».