- Пять погладюхенсонов, - ответил тот трескучим голосом с азиатским акцентом и мурлыкнул напоследок.
- А сколько это на рубли или доллары?
- Никаких денег, - ответило котоподобное существо, собрав руки перед грудью крестом. - Только погладюхенсоны.
- А что это такое?
- Погладь меня пять раз по шерсти, и она твоя.
- Ясно, - ответил я протяжно, при этом подумав: “Как это странно: просить о физическом удовольствии в качестве оплаты”.
Я подошёл к соседнему прилавку, над которым по кругу летал механический шар. При виде меня он засветился и начал издавать какие-то странные звуки. Звуки стали превращаться в слова, и я смог разобрать его пикающую речь. Видимо, я ещё не до конца ассимилировался в XXIII веке.
Шар предлагал курсы по улучшению квалификации, по окончании которых я «наконец стану таким роботом, каким всегда мечтал стать».
За следующим прилавком меня встретил настырный живой манекен, который не отставал, пока я не понял, что он – голограмма, и с широкой улыбкой показательно не прошёл сквозь него.
Несколькими бутиками позже меня привлекла витрина с весьма недвусмысленным названием – “Разнообразные часы”. Оно было не самым гениальным, но, по крайней мере, оно как нельзя точно отображало суть товара на прилавках.
Я из праздного любопытства потянулся к дверной ручке, чтобы войти, но мою руку, словно резиновую, кто-то резко отдёрнул назад и потянул на себя. В кожу вонзились сотни мелких шипов, выдернутых с корнем нервных окончаний, и я обернулся.
Передо мной стоял мальчишка из того лондонского магазина, - Джесси или Джеффри, - которой должен был пойти со мной, чтобы получить первую половину суммы за сделанную его отцом фотографию.
- А ну давай деньги, - бесцеремонно взвинтил он.
- А ну отпусти? - попытался я аккуратно выпростать руку, но тот, подобно коршуну, намертво вцепился в неё своими костлявыми пальцами и не хотел отпускать.
- Отдай наши деньги! - говорил он громко, чтобы привлечь внимание окружающих.
- Нет у меня никаких денег. Скажи своему отцу, что мне не нужна ваша фотография.
- А ну отдавай деньги! – набирал громкость настырный парнишка. Он начинал играть на моих нервах скрипучую мелодию.
- Да, нет у меня денег. Скажи своему папе…,- старался объяснить я, но мальчик уже собирал вокруг себя зрителей, и мне это совсем не нравилось.
- Давай сюда деньги. Полисмен! Полисмен! - закричал он, вызывая всё большее негодование публики.
Ко мне подошла какая-то дама. Таких в простонародье называют «нелетающей яйцекладущей домашней птицей». Неприязнь к ней возникла ещё до того, как она кинула своё яблоко в нашу корзину раздора, – её приторные духи, пролезли в мою носоглотку и тут же вызвали острую изжогу.
- Да отпустите Вы мальчика! – завопила она высоким непереносимым голосом.
- Вы что не видите? Это он меня держит, - дал я выход внутренним колебаниям моего терпения.
- Сейчас же отпустите его! - не унималась она, словно ей нравилось смотреть, как люди мучаются при звуке её голоса.
Я вылупил на неё глаза.
- Полисмен! Полисмен! - орал во всю глотку мальчик, а толпа вокруг всё больше сгущалась.
Не зная куда деваться, я рванул руку так, что ребёнок шлёпнулся на асфальт, и все зрители из чувства долга бросились к нему на помощь. Завидев такое внимание и сочувствие, он, как младенец, жаждущий материнского участия, принялся реветь и заливаться вымученными слезами.
Пока наш дуэт стремительно превращался в бенефис, я уличил момент и забежал в ближайший переулок, где скрылся от назревающего суда толпы, так как для неё любые возражения были, что сухая трава на пылких углях.
Укрывшись в темноте между домов, я быстро зашагал прочь, обогнул несколько поворотов и оказался в переулке, который, как я думал, выведет меня обратно на главную улицу «Коэффициентра».
После десятка шагов по отутюженной чёрной дороге, я услышал сдавленные звуки и чьё-то мычание. Затем смог разобрать слова:
- Вполне справедливо, но я думаю с меня хватит, - произнёс напряжённый от удара в грудь голос.
- Это не тебе решать, старик, - горделиво, с примесью удовольствия, ответил второй.
В свете огней главной улицы я увидел два силуэта, прямо под железной лестницей, которая ящерицей карабкалась вверх по стене.
- Нет, мне! - ответил худощавый старик в пижаме, поднявшись после удара с четверенек, и выставил перед собой кулаки. – Защищайся! - он стал подпрыгивать с ноги на ногу, как боксёр, но очередной тяжёлый удар огромным кулаком сбил его концентрацию напрочь.