Трудно при этом было не довериться снегу, тем более, что я не мог понять, мёрзну я или согреваюсь, так как не чувствовал ни единого уголка собственного тела.
Под кожей в левом виске размеренно стучался неугомонный пульс. Он, как будильник, страдающий бессонницей, не мог взять в толк, что порой лучше не раскрывать своего рта.
Послышались чьи-то шаги.
- По-маи-те, - закричал я во всё горло, но боюсь, что слышно это было только в моей голове. - По-маи-те, - разжал я наконец замёрзшие челюсти и едва уловил собственный голос.
Я попытался поднять голову и снова закричал, как мог:
- Помогите! - даже тогда я не понимал, откуда во мне столько энтузиазма.
- Помогите, - сипел я чужим голосом и, как младенец неспособный держать голову навесу, снова уронил её в снег.
Казалось, холод вскрыл мою грудную клетку, чтобы провести внеочередную операцию на лёгких за полцены. Дышать было больно, но глупо было отказываться от такой скидки.
Послышался лёгкий гул, и я почувствовал, как шеи коснулся тёплый луч.
- Что ты делаешь? - донёсся низкий мужской голос. - Его нельзя направлять на людей! – сердился он.
- Какая разница? Что ты с ним будешь делать? - ответил второй, подлаивая.
- Как «какая»? Это же человек? - произнёс второй в недоумении.
- Как будто для меня это что-то значит!
- Я сказал, убери с него луч, - продолжал настаивать низкий голос.
- Сейчас он чуть-чуть подрумянится с этого боку.
- Это же радиация! - послышался удар пластмассы о пластмассу.
- Да, ладно тебе. Что с ним будет?
- Эй, ты в порядке? – поспешил ко мне тот, что не растерял своей человечности среди холода.
Всё, что я смог выдавить из груди в ответ, было: «Помогите!».
- Тише-тише, - он опустился на колени, аккуратно усадил меня на снег и стал растирать окоченевшие руки и шею.
Передо мной был темнокожий мужчина, едва старше меня. Он поспешил снять с себя ярко-апельсиновую куртку и, подпирая мою спину коленями, стал просовывать мои руки в её рукава. От неё пахло стойким цитрусовым одеколоном.
- Потерпи чуток, мы тебя мигом отогреем. Только не засыпай. Дай сюда свою куртку! - прикрикнул он на второго.
- Ещё чего. Я не собираюсь мёрзнуть из-за какого-то замёрзшего полутрупа.
- Давай живее, - похоже, из них двоих он был главным.
Второй не без ворчания, подчинился его приказанию. Он показательно бросил куртку мне в ноги и, потирая локти, покрытые белой шерстью, отошёл в сторону.
- Может ему ещё рюкзак мой отдать?! – возмущался он, надевая рюкзак.
- Ты как, в порядке? - спросил тот, от которого исходило тепло даже без куртки.
Не дождавшись ответа, он отвернулся. Одним движением раскрыл пасть своего рюкзака, достал оттуда термос и налил мне полную кружку чего-то горького и согревающего.
- Ещё? - спросил он. Я, хрустя шеей, закивал в ответ.
После третей кружки напиток полностью растёкся по моим венам, и я наконец избавился от чувства «непрошенного гостя» в собственном теле.
- Да, на кой он тебе сдался?! – недоумевал второй, будто меня и рядом не было. Но первый сделал вид, что не услышал сказанного.
- Готов встать? - обратился он ко мне.
Я кивнул, бодрее прежнего.
Крупный парень в белом свитере, с воротником под горло, подхватил меня под руку, выпрямился во весь рост и хотел было сделать первый шаг, но почувствовав, что я проваливаюсь под снег, попросил не торопиться и полез в рюкзак за парой железяк. Он резко встряхнул их, и с двух концов показались широкие прозрачно-синие недлинные лыжни.
- Так будет проще ступать по снегу.
- Ну, скорее уже. Долго я будут тут мёрзнуть! - словно непреходящий зуд, напоминал о себе худощавый напарник.
Теперь я мог его разглядеть. У него были висячие чёрные, как у пса, уши и короткая, как сухая трава, не чёсанная светлая шерсть. Из-за мелкой чёрной щетины на щеках, его вытянутое лицо издалека казалось грязным и неопрятным. Он артистично вытряхнул шапку от выпавшей на неё снежной седины, водрузил на макушку и спрятал уши внутрь. Завидя, что его напарник тащит меня на себе, он, оскалился и злобно зарычал, но ничего не сказал.
- Не обращай внимания. Он скоро привыкнет.
- Спасибо, - ответил я.
- Да, брось ты. Помочь другому человеку – что может быть приятней! Как тебя зовут?
- Слава, - ответил я.
- Я – Марс, а это мой напарник Аксентий. Но, если будешь называть его полным именем, он тебя ещё больше возненавидит. Так что лучше зови его «Акс».
- Зачем ему моё имя?! Даже и не думай к нему привязываться! Моя покойная мамочка всегда говорила: «От людей все беды на свете». А она ни одного человека покусала на своём веку. Ты уж мне поверь… Вдруг у него блохи или чего хуже – бешенство!