Всё происходящее походило на какой-то изувеченный сон.
«Но ведь это и есть сон, не имеющий ничего общего с правдой, - сейчас мне это казалось таким ясным и очевидным, будто происходило вовсе не со мной. – Но тогда, какого чёрта, он такой реалистичный? И почему я никак не могу проснуться?» - я изо всех сил ущипнул себя за шею. Было больно, но ничего не изменилось. Я по-прежнему брёл среди снегов в сторону охотничьего дома в компании Марса.
«Даже, если это сон, почему он не может быть правдой?».
Аргх! Как мне надоели эти вопросы, надоело идти, надоело бороться! Да, я сам себе уже изрядно надоел, – всё моё тело, до последней косточки, пульсировало от усталости. Мне хотелось упасть, мне хотелось сдаться. С таким грузом прошлого мне всё равно не уйти далеко.
Нужно было избавиться от него, выбросить, оставить гнить среди прочего ненужного хлама, но вместо этого я неугомонно прокручивал в голове одну и ту же сцену: смотрел, как Акс снова и снова переживает свою смерть. Я пытался найти лазейку, чтобы всё исправить. Как будто я мог перечеркнуть случившееся, и написать исковерканное предложение заново, без ошибок. Найти одно верное решение, при котором бы смерть уходила с пустыми карманами.
Но, увы, время – это не лист бумаги, это прямолинейная данность, с которой я никак не хотел примириться.
Мы продолжали идти молча, пока тишину не разорвал громкий небесный кашель – новая гроздь молний бросилась вымаливать прощение к подножью непорочно белых гор.
- Снова разревелось, как дитя малое, - недовольно произнёс Марс, когда усилился снегопад. – Давай поспешим, пока не началась метель, – добавил он, и мы ускорили шаг.
Когда толпа снующей повсюду мебели разбрелась, нам навстречу выбежала свора мелких одноликих рытвин, до краёв наполненных мутной ледяной лавой. Нам пришлось передвигаться по небольшим перешейкам и обдумывать каждый шаг, чтобы ненароком не угодить в какой-нибудь из них и не превратиться в эскимо с экзотическим вкусом. Это здорово помогло очистить голову от туманных мыслей.
Когда мы миновали озёра, я наконец поднял глаза с земли и обнаружил, что двухэтажный деревянный дом был уже совсем близко. Словно, пока мы глядели себе под ноги, он подгадал момент и по молчаливому снегу подкрался поближе, но, не сумев удержать равновесия, бесшумно завалился на спину, устроив моментальную перестановку мебели внутри. Он деловито разлёгся у подножья в самом центре горы, но не потому что там было удобнее всего, а потому что подняться он уже не мог.
Неподалёку от него стояла парочка менее приглядных построек. Они были более приземлёнными и сухопарыми, но в отличие от главного здания по-прежнему сохраняли вертикальное положение.
На пути к дому, сжавшись от холода, стояла небольшая крытая пристройка из почерневшего дерева, предназначенная для хранения дров. Её саму давно бы уже следовало пустить на дрова, но вместо этого она была заботливо увешана куртками и пальто. Словно местные жители боялись, что она простудится в одиночестве.
Я понял, что поспешил с выводами, когда услышал громкие мужские голоса:
- Холодная зараза! – произнёс густой трескучий голос.
- Сам ты «зараза». Разве она здесь бывает другой? - ответил глубокий бархатистый голос. Послышались брызги и удары по воде.
- Всё равно, я никак не привыкну, - произнёс первый, сжимая челюсти, едва ли от удовольствия.
- Неженка ты наш, - послышался третий голос, глухой и гнусавый, словно говорящий проглатывал звуки, прежде чем они успевали вырваться изо его рта. Он говорил так, будто у него было какое-то заболевание: тонзиллит или вроде того. Никогда не разбирался в этих болезнях.
- На твоём месте я бы жаловался не на холод, а на это жирное пузо, - говорил последний.
- А мне нравится. Оно так пружинит, - отвечал первый.
- Что с тобой стало? Неделю назад у тебя не было никакого пуза, - скорее насмехался, чем вопрошал третий.
- Когда мне холодно, я ем.
- Судя по нему, тебе всегда холодно, - и второй очень громко и фальшиво засмеялся.
- Хватит уже ржать, а то как дам, из тела вывалишься.
- Своими хиленькими ручонками?
- На свои посмотри?
- Лучше гляньте-ка сюда, - хвастал третий.