Здоровяк вынужденно подул на лапу. Заметив, что это не помогло, он схватил со стола замызганную тряпку и, прихлопнув пламя, как назойливую муху, вернулся к разговору.
Внутри меня закипел бурлящий азарт. Я не мог просто так уйти, зная, что никто из этих существ меня не видит и не слышит. Это было также непросто, как сохранять молчание и глядеть в глаза человека, чьим тёмным секретом ты невольно завладел.
Кстати, невидимкой ощущал себя не я один: парень с пятнами обморожения на затылке, считая, что его никто не видит, по всей видимости, проводил себе лоботомию, потому что так далеко в нос ещё ни один человеческий палец не залазил.
Я стал глазеть по сторонам, желая понять, как пробраться в это место.
Ответ на этот вопрос пролез ко мне в ухо вместе с криками Орлингтона:
- !Хватит тащить ко мне в бар всякий хлам с улицы! – я отшатнулся и посреди тёмной комнаты увидел изорванный силуэт из белых полос. Лама прошёл сквозь меня на своих четырёх ногах, появился за шторой и стал отчитывать трёх низкорослых пухлых посетителей с замызганными грязью бровями и розовыми, как у поросят, лицами.
- !Вон ваше фроепиано с невидимыми клавишами, на котором почему-то никому не удаётся поиграть. Вон часы, которые, с ваших слов, показывают застывшее время.
- Так и есть, - не теряя наглости, отвечал тот, что был ближе всех к стойке.
- Вон песочные кучи, которые вы мне продали, как драгоценные статуи, и которые я давно бы отсюда убрал, если бы среди посетителей не было котов! – с дальнего конца бара, послышалось благодарное «мяу».
- Хватит с меня! Это что свалка, чтоб сюда всякий мусор нести?!
- А ты занеси их в эту комнатку, - словно нипочём ответил тот, что был ближе всех. По-видимому, он был у них главным. А может быть мне так показалось из-за того, что на нём были очки с огромными линзами? Хотя трудно было сказать наверняка: носил ли он их постоянно из-за скверного зрения, или надел специально для разговора с Орлингтоном, так как тот, не жалея слюны, изливал на него бурные потоки негодования. Очки, которые пришлись как нельзя кстати, были так глубоко посажены, что этот нелепый человечек своими густыми ресницами, словно автомобильными дворниками, каждый раз как моргал, протирал быстро запотевающие стёкла.
Человечек в очках, поперёк громогласных тирад Орлингтона запрыгнул на свободный барный стул и открыл книгу:
- Смотри белые листы, – говорил он так, словно разговаривал с идиотом. – Смотри, тут ещё можно писать в незапачканном пространстве или заворачивать еду…
- Можно мне бокал тёплого воздуха: мягкого полусладкого? – обратился к Орлингтону знакомый голос, но тот уже вспыхнул и не собирался затухать.
- !Ты что тупой? Куда ты её тащишь? – закричал он на второго маленького человечка в восточной тюбетейке, который, не обращая внимания не крики, пыхтя и корчась, тарабанил статую, которая была в 7 раз больше его самого, в сторону карманной комнаты, где сейчас находился я. – Ай, да смотри что ты делаешь! Она грязная, как у чёрта колени! Вернёшься, будешь пол драить! Убери её сщас же.
Труженик послушно повернул обратно, но главный, подняв указательный палец вверх, подал ему знак: «не торопиться».
- !И что мне мешает самому выйти и насобирать эту рухлядь? Ты видишь у меня все ценники в кроалях. Где здесь написано, что я принимаю статуи, стулья или книги? Тут ножом по дереву чётко нацарапано "кро-а-ли", - тут я снова обратил внимание на речь Орлингтона, которая на удивление текла гладко и без запинок. В этом потоке брани не было ошибок, которые он допускал, прибывая в полном спокойствии. Наверное, это происходило потому, что у него совсем не было времени подумать над правильностью сказанного, а, следовательно, и ошибиться, так как в воздух тут же взлетало всё, что запрыгивало на кончик его языка.
Бармен всё никак не унимался, а человечек, непринуждённо протерев очки своим шуршащим плюшевым халатом, достал что-то из кармана и украдкой показал ему. Орлингтон вмиг выкипел до донышка и замолк. Я тоже оказался пойман на крючок и поспешил подойти как можно ближе, чтобы получше рассмотреть наживку.
Это был небольшой кусочек коралла, не похожий на те, что мы видели в Коралловом каньоне – он был покрыт сочным цветным полипом.
- Что это? - Орлингтон повернул голову на бок и, как любопытный петух, стал рассматривал окаменелость одним глазом. - Это то, что я думаю?
- Ладно, я понял, только кроали. Сейчас мы спросим у ребят. Может они мне его разменяют. Ребята!.. – крикнул человечек во всеуслышание и встал во весь рост на стул. Он обернулся лицом к посетителям, заранее спрятав коралл под полы своего плюшевого халата.